Но я мигом забываю о гигиене полости своего рта, когда он задирает мою футболку до бедер, наконец-то воспользовавшись тем, что под футболкой ничего нет.
Его пальцы касаются чувствительной плоти, и я вздрагиваю. Он издает стон где-то у меня во рту, а потом я слышу тихий шорох его сползающих джинсов. Снова улыбаюсь, потому что мне нравится, что он хочет меня так же сильно, как и я его.
Приподнявшись, он садится на колени, его джинсы свисают ниже бедер, и я облизываю губы, наблюдая, как он медленно и сексуально раскатывает презерватив по всей длине своей плоти. Это завораживает.
— Где тебя черти носили? — спрашивает он, опускаясь на меня.
Прежде чем я успеваю спросить, что он имеет в виду, он снова целует меня, и я теряюсь в ощущениях, которые дарит мне его близость, и это так легко сделать.
Когда он начинает движение, мои ноги взлетают вверх, предоставляя ему лучший доступ.
Я теряю счет времени, когда он буквально вырисовывает траекторию каждого своего движения во мне, делая это настолько медленно, будто мы с ним владеем всем временем этого мира. Наши тела мгновенно становятся скользкими от пота, а мои губы покалывает от глубокого, ненасытного поцелуя, в котором мы с ним растворились.
Погружаю пальцы в его волосы, а моя рука скользит вверх по его руке, сжимая ее изо всех сил. Он углубляет поцелуй, а его толчки во мне становятся резче.
Когда я выкрикиваю его имя, мое тело сотрясает волна удовольствия, только что прокатившаяся по нему, отдаваясь сладостным послевкусием в каждой клеточке моей разгоряченной плоти.
Это самое мощное и вместе с тем самое уязвимое ощущение, которое я когда-либо испытывала в своей жизни. Роман что-то тихо шепчет мне, настолько тихо, что едва могу расслышать это, прежде чем внезапно вонзается в меня в последний раз, и его тело сотрясается, прежде чем он падает на меня, тяжело дыша, когда я улыбаюсь пустоте, образовавшейся передо мной.
Мои веки отяжелели, и мне слишком хорошо сейчас, чтобы даже пошевелиться. Поэтому я обвиваюсь вокруг него, как однорукая паукообразная обезьяна, и наслаждаюсь моментом, пока он длится, стараясь слишком не влюбляться, прежде чем отпустить его.
***
— Что мы делаем? — Лидия шипит, когда я поправляю Джилл — мою теперь уже исправленную, если верить папе, робо-руку.
До сих пор все шло хорошо. Джилл не пыталась меня укокошить, и я нарочно думала о мастурбации без прямого намека на намерение.
Я поглаживаю свою робо-руку.
— Хорошая девочка.
— Что? Серьезно, Каша, перестань гладить Джилл и ответь мне. Что мы здесь делаем? — повторяет Лидия, когда Хенли отходит в сторону. Можно подумать, что Лидия напугана после пережитого в бальном зале или что-то такое, потому что лишь подглядывание в окна ее уже пугает.