— Знаешь, ты ничем не хуже его! — я ткнула пальцем в сторону Кости, который детально пояснял диспетчеру, как проехать к моему дому. — И то, как ты сегодня себя вел…это отвратительно! Друзья так не поступают, Паш.
— Я просто хотел…
— Ох, прости, я совсем забыла, что ты вовсе не дружбу со мной собирался водить!
— Я всё-таки наберу твоего отца, — уставившись в экран смартфона, тихо проговорил парень.
— Да делайте, что хотите! — зло бросила я и зашла в дом, напоследок громко хлопнув дверью.
Лучше бы я поехала вместе с родителями в гости к Лине. Тогда бы ничего этого не случилось.
Я вихрем взлетела на второй этаж и ворвалась в свою комнату, уже твердо зная, что хочу сделать. Не давая себе и шанса на сомнения, бросилась к стене увешанной многочисленными фотоснимками. Паша — Костя — Паша — Костя: улыбчивые, серьезные, задумчивые, дурашливые. Родные. Любимые.
Предатели!
Их лица в моих руках рассыпались на части, мозаикой расплывались перед глазами, мелким мусором липли к влажным пальцам. Мгновение — и вместо десятков фото передо мной оказались голая стена. Но этого казалось мало. Я круто развернулась и уставилась на гитару, что висела на гвозде прямо над кроватью.
«Отец опять хотел выбросить. Можно, я пока у тебя спрячу?» — словно наяву услышала Пашкин голос, а в памяти яркой картинкой расцвело воспоминание, как запыхавшийся Краснов стоит в нашей прихожей, сжимая в руках то единственное, что осталось от его погибшего брата.
Я встала коленями на кровать, обхватила ладонью тонкий гриф и неуверенно потянула музыкальный инструмент на себя.
«Просто сделай это», — приказала себе, чувствуя кожей привычную прохладу струн. — «Ну же!» — я поднялась с кровати, занесла гитару высоко над головой и тут же осела на пол, судорожно цепляясь за музыкальный инструмент, словно за живого человека.
— Зачем они так…Зачем… — я прижалась щекой к лакированной обшивке инструмента и крепко зажмурилась, отчаянно желая, чтобы весь окружающий мир исчез. Чтобы дождь, наконец, прекратил барабанить по стеклу, противная сирена умолкла, а навязчивый рингтон моего мобильника перестал раздражать своим звучанием. Мне просто хотелось нажать на паузу. Хотелось остановить мир, чтобы побыть наедине со своими разочарованием и обидой.
Тогда я еще не знала, что нет ничего страшнее пауз.
Когда хирург замолкает на полуслове и неловко отводит взгляд в сторону.
Когда в трубке во время разговора с полицейским повисает оглушающая тишина.
Когда после очередной неудобной паузы участливо спрашивают, что же случилось, а ты отделываешься уже привычным: