— Не кто, а что, Дивона, — прошептал Кайден и, взяв меня за руку, увёл прочь с этой поляны. Когда сосны скрыли её за нашими спинами, дышать стало значительно легче.
— Теперь ты излечишься? — спросила я, чтобы нарушить зловещёю тишину.
— Не полностью, но всё же, надеюсь, боль станет меньше, — ответил муж, но в голосе сквозило сомнение. Так, будто он совсем не верил, что шрамы затянутся, да и Орхан тоже сомневался, а кому как не друиду знать подобное! — Надо найти второго. Именно он наносил раны.
— Да? — вскликнула я, тут же прижав ладонь ко рту, желая сдержать вырвавшиеся слова. В них явно промелькнуло нездоровое любопытство.
— Почти пришли, потерпи, — Кайден обернулся и слабо улыбнулся, за что я была ему благодарна. А ещё за то, что чувствовала тепло его ладони, вселяющее уверенность, что меня здесь не бросят. Смешно, что ещё с утра я мечтала оказаться в своём изначальном мире и продумывала план побега. Да, я одна здесь и шагу не ступлю!
— Вот они, менгиры. Здесь они начинаются и стоят ещё далеко впереди, — произнёс Кайден, когда сосны начали редеть, а между ними показались длинные камни в человеческий рост, напоминающие безмолвных стражников на вечном посту. В темноте их и вправду было легко принять за людей, пришедших отомстить за убитого. Будто ждущих, пока мы подойдём ближе, чтобы начать расправу.
— Что это? Кто их поставил? — прошептала я, опасаясь, что камни могут слышать.
— Силы, конечно. Это очередная ловушка силы, — спокойно пояснил Кайден. — Не бойся, люди опасаются заходить сюда ночью. Даже Охотников не заманишь. А жаль. Они способны удержать их внутри вверенной им земли и ослабить тоже. Я хотел бы послушать, что они скажут тебе.
И муж указал на ближайший к нам камень. Я подошла довольно смело, потому что не чувствовала от истуканов угрозы. Да, глупо, но, кажется, я тоже начинаю относиться к неодушевлённым предметам так, будто они живые.
Я прижала ладонь, удивившись, что камень тёплый, будто весь день стоит под палящим солнцем. Касаться шершавой поверхности было приятно, это несло успокоение и чувство защищённости. Вот стоишь здесь — можешь не волноваться, чужак не тронет, пуля пролетит мимо, а нож дрогнет. Именно об этом пел менгир, на глазах становившийся всё выше, пока не вырос ещё на добрый метр.
— Я многое могу, чужестранка, — шептал он певучим голосом, таким красивым, похожим на соловьиные трели, что я не хотела, чтобы он замолкал. — И тебе хочу помочь, если нужно.
«Можешь вернуть меня в мир людей?» — мысленно спросила я, уже не зная, так ли сильно хочу этого, как прежде.