В коридорном проёме застыл Кирилл.
― Привет.
Молчание. Напряжение сняла сердитая Селезнёва, застывшая позади его спины и качающая младенца с видом наёмного убийцы, у которого под пелёнкой припрятана граната и ядовитые дротики.
― Я запретила ему переступать порог!
― Отвянь, ― отмахнулся пришедший.
― Отвянь?! Я кормящая мать, Кометов. Мне нельзя нервничать, а я сейчас нервничаю. Так что предупреждаю: если пропадёт молоко, я отгрызу тебе голову.
― Мать, посиди молча в сторонке, пожалуйста. Я пришёл не к тебе.
― Мне его вышвырнуть? ― не отрывая глаз-буравчиков от Кометова спросила она у подруги. ― Только скажи, полетит кубарем. У меня на этот случай швабра в углу стоит.
Ульяна и не знала, как было лучше. Она только знала, что внутри начались сумасшедшие танцы от одного его появления.
― Не надо. Оставь нас.
― Зря. Очень зря, ― покачала головой Селезнёва. ― Не слушай ничего, что он начнёт тебе втирать.
Кирилл хмуро обернулся к бывшей однокласснице.
― Мамочка, иди памперс чаду смени.
― Сама разберусь. Без твоей рожи.
― Хватит, ― попросила Матвеева. Неприятно слушать, когда два дорогих тебе человека грызутся. ― Кристина, пожалуйста.
― Уходим мы, уходим, ― неохотно приняла поражение та. ― В верхнем шкафу уксус. Вылей ему на морду.
Её тапки с причавкиванием гордо удалились. Затем словно бы демонстративно захлопнулась дверь супружеской спальни. Но Ульяна-то знала, что подруга скорее всего оставила щелку и теперь будет подслушивать. Пускай подслушивает.
Кометову вежливо предложили присесть за обеденный стол.
― Голодный? Котлеты будешь? Крабовый салат. Говядину варёную. Правда она для Кристины.
― Нет. Спасибо.
― Чай, кофе? ― она постучала ногтём по стакану, стоящему на столешнице рядом с миской замешанного фарша. ― Пиво?
― Нет.
― Как скажешь.
Снова воцарилось молчание, которое сглаживали разве что музыка, да треск разогретого плюющегося масла. Глупая, тянущая неопределённость, но первым переходить к сути ни один из них не торопился. Ульяна продолжала готовить, а Кирилл молча наблюдал за ней. За тем как она лепит новую порцию котлет, моет, нарезает картофель и бросает его в сковородку, где предварительно поджарился лук с чесноком.
На третьей конфорке что-то варилось. На четвёртой закипал чайник. Грязная посуда громоздилась баррикадой в мойке. Матвеевой давненько не приходилось превращаться в кухарку. Пока беременная подруга сидела в декрете, всю готовку брала на себя она. Теперь же, когда младенец требовал постоянного внимания, бразды домашнего хозяйства переняла она.
Внешне Ульяна вела себя расслабленно. Словно её нисколько не напрягал посторонний. Вот только на самом деле её жутко трясло. Руки дрожали, а сердце так сильно стучало, словно пыталось разбиться насмерть об грудную клетку. Присутствие Кометова одним лёгким дуновением разрушило шаткий карточный домик, который она выстраивала в душе последние несколько дней.