Утомившаяся, было, разбойничья гулянка, разом воспряла. Да и как тут не взбодриться, коли Юган проставляется с державной щедростью. И сам хозяин харчевни с пониманием и уважительностью: не кружками щербатыми под дорогое вино оделил, а чарками – едва и насобирал-то. Даже десяток серебряных не пожмотничал выставить – оценил Юган основательность старика. И с закуской знатной не поскупился: служки тащили из погреба все самолучшее. Да сами же по слову хозяина разливали винцо, дабы за него не хватались пьяные дрожащие лапы. И ни единой капли потравы не пропало задаром. Сами, понятно, пригубить украдкой успели, коли такой случай подвернулся. А девку-прислужницу с поварихой и поваренком Батя угостил самолично. Успели тем пересказать о последнем подвиге Югана, нет ли – старик не пощадил никого.
Вожак не без напряга ожидал каких-никаких резей да боли в брюхе. Но пирующие с Отрыжкиной потравы даже икотой не разжились, не то, что пеной из пасти. Пили, жрали, будто до сего момента и не проторчали в харчевне битых полдня. Задирались и хвастали, а сами один за другим, как бы невзначай, опускали с устатку на стол головы. Засыпали его подельнички – и прочие, кто нынче подвернулся под руку неласковой судьбе – мирно. Самого Югана тоже тянуло в сон, но он держался, желая лично удостовериться, что все прошло, как задумано. Когда за столом уже еле-еле возился пяток самых крепких гуляк, ему показалось, что в помутневших глазах Плешивого сверкнула догадка. Тот через силу заставил себя подняться и поплелся к двери – Юган не стал его останавливать. Загадал: коли выберется, значит, так тому и быть. Но Плешивый рухнул за три шага до выхода и боле не встал. Сам Юган сдался, когда последняя башка ударила лбом в стол.
Весть о том, что в харчевне старого Бати потравили всех заодно с самим хозяином и его служками, в мановение ока облетела всю столицу державной земли Антания. Тут не только свой же разбойничий люд – державники из Тайной управы понаехали. Эти не оставляли без внимания никаких подобных странностей да чудес. Скорбно голося, известная травница Отрыжка откачала лишь двоих: самого Батю да молодого разбойного вожака Югана, поймать которого за руку державникам пока не удавалось. Верней, у них не было повода расстараться с этим делом. Ибо Юган меру знал, державную политику понимал верно и мзду на благо Антании вносил исправно. Среди разбойников мало, кто вел себя столь же прилично, заслужив особое признание.
– старшѝна Тайной управы – неспешно обошел трапезную, брезгливо сторонясь трупов. Был он невысок, худощав да редкобород. И страшен для Стольноградского ворья пуще батюшки Государя вседержителя вкупе со всеми небесными покровителями народа антанов. Ибо умен был до обидного. Хитер и вовсе уж для людей воровских оскорбительно. А всякие там покушения на жизнь отскакивали от него, как горох от стенки. Правда, с последним бывалый державник нипочем бы не управился в одиночку. Ибо всеведущи лишь боги, а неуязвимы только вода с ветром. О его безопасности – пока еще успешно – заботился родный племянничек, что служил в той же Тайной управе десятником управской дружины. Его – из самой из государевой охранной сотни – старшѝна сманивал самолично: долго и нудно. При том бесстыже употребил всё монаршее и даже материнское влияние, загнавшее десятника в тоскливый тупик безысходности. Государю вседержителю было чхать на то, сколько у него там имеется сторожей. И перевернется ли мир, потеряв одного. Родная сестрица поддержала братца, порадовавшись, что сынок будет служить при дядюшке, набираясь ума-разума – глядишь, и женится обормот бесчувственный. Словом, влетел парень, как кот на псарню. Мечталось добру молодцу в дружине повоевать, а его засунули в крысятник вонючий со всякой там шушерой подзаборной валандаться. Служил честно, но все знакомцы утверждали в голос: норов у Таймира сына Велисава с тех самых пор вконец опаскудился. Бирюк бирюком, и человека ему задавить, что сплюнуть. А уж при его-то медвежьих плечах, бычьей шее да вечно мрачной квадратной морде на душевность с этим дылдаком потянет, разве, что-то деревянное иль каменное. И это в семнадцать-то годков! Что ж с него будет, когда щенок заматереет?