И вроде бы ей должно было быть обидно, а обиды не было. Сама ведь так захотела.
Сквозь чуткий сон она услышала, как повернулся в двери ключ, и приоткрыла глаза, бросив взгляд на часы. Электронный будильник в виде детского паровозика показывал огромными цифрами восемь утра.
- Лерка! Ты где? Спишь что ль еще? – она услышала, как скрипнула дверь в спальню, и сильнее зарылась в одеяло. – Лерка, вставай, мне нужно новостями поделиться.
- А попозже ими поделиться нельзя?
- Ни в коем случае! Вставай, жду на кухне.
Лера застонала в подушку.
При всех своих положительных качествах, среди которых она выделяла упорство и свободу действий без учета мнения окружающих, Ник обладал и рядом весомых недостатков, главным из которых был его эгоизм.
Отчасти поэтому она так ни разу ему и не позвонила за последние дни – знала, что ему, по сути, наплевать.
Ему всегда было наплевать. Когда она болела и валялась в кровати с температурой под сорок, жутким ознобом и телефоном в руках, ей очень хотелось, чтобы он приехал или хотя бы просто позвонил справиться о ее состоянии. Он, конечно, не звонил и уж тем более не привозил ей ни лекарства, ни фрукты. Это потом она поняла, что означают эти «свободные отношения», а тогда ей еще казалось, что отношения у них вполне себе настоящие.
Ее работу он почему-то тоже люто ненавидел и всерьез не воспринимал. Что может быть хорошего в писанине и копании в чужом грязном белье? Он ни в грош не ставил ее заслуги на этом поприще, сводил на нет почти все ее рассказы о работе и старательно восхвалял себя, преумножая собственные достижения и чуть ли не возводя их на пьедестал, который ей надлежало ежедневно протирать тряпочкой от пыли, затаив при этом дыхание. Пьедестал уже давным-давно зарос паутиной, а он все превозносил его да расхваливал.
В голове мелькнула мысль, что мама обязательно спросила бы «Ну и на кой он тебе такой нужен?», и она задумалась.
А и правда – на кой? Чтобы был? Сейчас ведь все отношения так – чтобы не быть одним. Ни правил, ни обязательств, а Лере хотелось чувствовать рядом поддержку. Хотя бы иногда.
Она нехотя откинула одеяло, встала и вышла на кухню. Ник рылся в шкафчиках и что-то ожесточенно искал.
- Лерк, а у тебя кофе нет что ли? Моего, молотого?
- Ты же знаешь, я такой не пью, – пробормотала Лера, опускаясь на стул. Ник фыркнул.
- Ну и что? Зато я пью! Не пьет она... Ладно, обойдемся твоей растворимой бурдой...
Он залил две чашки едва нагревшейся водой из чайника и поставил одну перед Лерой. Та удивленно приподняла бровь, когда он, весь сияющий улыбкой, сел напротив, и приготовилась к долгой и уже порядком приевшейся песне о его последних достижениях. Впрочем, чашка кофе перед ней была чем-то новеньким.