Они нападали на деревенских жителей, разили мечами, не жалея никого: ни стариков, ни женщин, ни детей.
Деревенские мужчины пытались защитить свои семьи, да только куда им против тренированных тьердов? Кровь хлынула рекой, затопив Золотые Пески болью, огнем и ужасом.
— Дэни, беги, спасайся! — кричала мать, пытаясь достучаться до оцепеневшей, испуганной дочери, — беги!
Трех шагов не хватило ей, чтобы добраться до дома, когда прозвенела тетива, и стрела с темным оперением пробила грудь женщины, выйдя острием с другой стороны. Дени, не дыша смотрела, как на груди матери расплывается пятно темное, окрашивая белую домашнюю рубаху в багряный цвет.
— Беги, умоляю! — прохрипела Марена, тяжело опускаясь на колени, а потом медленно заваливаясь на бок, в дворовую пыль. И в угасающих глазах, светилась мольба.
***
Девочка, трясясь от ужаса, вскрикнула, зажимая рот рукой, и бросилась к женщине, некрасиво осевшей на землю. На верхней ступени крыльца остановилась, замерла, почувствовав на себе тяжелый взгляд.
Посмотрев вперед, увидела лучника, закладывающего новую стрелу, и гладящего на нее без эмоций, сомнений, сожалений.
Опешив, отступила на шаг, не понимая, в чем провинились она, мама, и все эти люди, павшие от рук тъердов.
Тетива медленно натянулась, и лучник, примерившись к цели, выпустил стрелу. Прямо в нее.
Ветер летний пощадил, пришел на помощь. Бросился наперерез, подхватил стрелу звенящую и отвернул ее в сторону.
В сантиметре прошло острие от испуганной девчонки, прозвенев над ухом безжалостной осой.
Дэни попятилась к двери, бросила горестный взгляд на мать, лежащую на земле.
Сердце кровью захлебывалось, но, увидев, как стрелок снова стрелу достает, громко всхлипнула и побежала в дом. Захлопнула за собой тяжелую дубовую дверь, засов массивный опустила и бросилась к черному выходу, ведущему в огород.
Скатилась с крыльца, оступившись на последней ступени. Упала коленями на сухую утоптанную тропинку так, что от боли и страха слезы из глаз хлынули. Но крики, доносившиеся с другой стороны дома, гнали вперед.
Поднялась на ноги и кинулась испуганным мышонком к высоким кустам смородины, растущим в два ряда. Побежала вперед что есть силы, жалея о том, что туфельки свои легенькие не успела надеть — больно по лесу бежать будет. А у тьердов сапоги кожаные, с прядками звенящими — где хочешь, пройдут и не заметят.
Из смородины нырнула в поле кукурузное. Не набрала еще кукуруза полный рост, плохо скрывала от взгляда вражеского, приходилось пригибаться, чтоб макушка растрепанная над метелками не маячила.