Только Вэллиан по-прежнему смотрел спокойно, без тени недовольства. Неужели не сердится совсем?
— Мой обман тъерды твои раскрыли и увезли из деревни. Вот и весь рассказ.
Вэлл помолчал некоторое время, прислушиваясь к непонятным ощущениям внутри себя. С каждым мигом все неспокойнее на душе становилось. Зверь внутри ворчал встревожено. Не от опасности, не от предчувствий дурных. От чего-то другого, непонятного.
Потом заговорил, поигрывая вином рубиновым в бокале:
— Мы давно знали, что имперцы охотятся на тех, кто кобальт слышит, опасаясь, что Ильфид восстановится. Возможности вмешаться не было. Любой шаг за границу — и патруль тут как тут. По соглашению унизительному, тому, что после войны было заключено, всем жителям Вар'шааны запрещен проход на территорию долины. Нарушение его смертью карается, или заключением пожизненным. Мы много лет искали возможность обойти границу. Нашли. Но это долго, сложно, опасно. Большая часть людей наших, что в долину все-таки проникли, погибла, так и не найдя той, что Песню кобальтовую слышала. Долго шпионы из Вар'шааны по долине блуждали. Только Песнь редко просыпается, и шансы того, что в нужный день мои люди окажутся в нужном месте, были не велики. Да и в одиночку не справиться с отрядом целым. Поэтому решили, что надо в ряды тьердов проникать. Да не по одному, а командой. Те четверо, что вели тебя, ушли из города лет двадцать назад, еще парнями молодыми. Служили золотому верой и правдой, все эти годы, чтобы сомнений не возникало. Год за годом на Смотрины ездили безрезультатно. А в этот раз повезло. Тебя нашли и привезли.
— А сами погибли, — выдохнула горько.
— Они сами этот путь выбрали, когда добровольно в долину собрались идти. Не буду вдаваться в подробности, рассказывая о том, какой способ гейеры нашли чтобы обойти границу. Только цена велика была. Тем, кто согласился идти в долину, пришлось отречься от сути кобальтовой. Оторвать ее от себя. Поэтому вернуться они не могли. И дня бы в Вар'шаане по возвращении не протянули. Для тех двух, что тебя через границу перетащили, в тот же миг отсчет обратный включился, да и отделали их так, что выжить невозможно. Поэтому, по-любому бы погибли. И они знали с самого начала, что так все и закончится.
— Не слишком ли большая жертва ради одной, слышащей Песню?
Он сел, наклонившись в ее сторону. От взгляда, до костей пробирающего, отпрянуть хотелось в сторону, но она держалась. Сидела, спину ровно держа, чувствуя как сердце где— то в животе быстро колотится.
— Они сделали все, что могли, чтобы дать кобальту шанс восстановиться. И не важно, одна ты слышишь песню или десяток вас. Роли это не играет.