– Да-а, – вздохнул я. – Вот так… Не сошлись, говорит, характерами…
– И что это у них за манера такая, – возмущенно сказала Гайдукина. – Чуть что – угрожать. За телефон не уплатил – обрежем, за свет немножко опоздал – обрежем. А телефон этот, прости господи, никуда не дозвонишься.
– Это уж точно, – согласился я. – Скорее бегом добежишь, чем по телефону.
– Мне бы кому чего обрезать! – сказала Гайдукина. – Ну, я направо. До свидания.
И она свернула. А я побрел дальше один.
Так я прошел квартала два и неожиданно встретил хорошего своего приятеля Мишу Побойника.
– Миша! – сказал я. – Мишенька! Бог тебя послал. Давай зайдем куда-нибудь, выпьем по стаканчику.
– Ч-черт! – обрадовался Миша. – Ты как в воду глядел! Сам только об этом подумал, да очень уж одному скучно.
Мы зашли в закусочную, взяли по стаканчику.
– Хоть бы поинтересовался, с чего это я выпиваю, – грустно сказал я.
– А с чего ты выпиваешь? – хмыкнул Миша. – Похмеляешься небось?
– Хуже, Мишенька… Гораздо хуже. Жена от меня ушла.
– Совсем, что ли? – спросил Миша.
– Навсегда. Характерами, видишь ли, не сошлись.
– Это причина, – сказал Миша. – Это, брат, такая причина… – Он покачал головой. – М-да… А я похмеляюсь. Вчера у Жорки Виноградова были, ну и налились, конечно. До помутнения. И, ты понимаешь, обратно шел – подошву оторвал. Штырь какой-то из асфальта торчал, представляешь? Я об него и царапнулся. Еще совсем новые туфли были. Импортные. Коричневые… И, главное, куда я эту подошву сунул, убей, не помню! Утром пошел в мастерскую. Ничего, говорят, сделать не можем, товар импортный, мы такого не имеем. Ты понял, а? Задрипанной подошвы у них нет. Мировые стандарты, понимаешь!.. Ну, пришлось другие купить. Во! Как находишь?
– Вполне, – оценил я, – подходящие ботиночки.
– Тридцатку отдал, – сказал Миша. – С этого бы дорожного начальника слупить стоимость, чтоб помнил, гадюка!.. Ну, еще по стаканчику?
– Давай, – сказал я. – За твои новые туфли.
Мы выпили еще по стаканчику, и я отправился домой.
Возле нашего подъезда в задумчивой позе стоял мой сосед с ведром в руках.
– Здравствуй, Петрович, – приподнял я шляпу. – На закат любуемся?
– Ага, – сказал Петрович. – Машину караулю мусорную.
– Кури. – Я протянул ему пачку «Беломора». – Ленинградские, имени Урицкого.
– Можно, – сказал Петрович.
Мы закурили.
– Заходи вечером в шахматы сразиться, – пригласил я. – Теперь свободно, Петрович. Никто мешать не будет. Ушла от меня жена-то, слышал? Бросила…
– От, лахудра! – сказал Петрович и плюнул папиросой. – Опять к четырнадцатому дому завернула!
И он резво погнался за мусорной машиной, держа на отлете ведерко.