Либо я лихорадочно тыкала не туда, либо же в пульте требовалось заменить батарейки, но девушка успела расположиться на моем муже, пряча от меня его пах, и красиво выгнула спину, словно получила рекомендацию от режиссера сюжета. Скользнула рукой по торсу Глеба, сдвигая рубашку в сторону, еще больше обнажая его грудь. Он перехватил ее руку, крепко зажал запястье и задвигался интенсивнее, приподнимая бедра. Я прижала руку ко рту, борясь с рвотными позывами. Темные волосы колыхались в такт движениям, она слегка откидывала их, склоняя голову, так и не выказав своего лица. Хотя какое это имеет значение — кто она…
Пульт ударился в стену напротив — попасть в телевизор я и не старалась. «Мамочка, как это больно, оказывается!» — зажала я голову руками и зажмурилась. Меня бросило в жар и потряхивало от закипавшей внутри обиды, подступившая к горлу горечь не давала вдохнуть. Я сглотнула и жадно открыла рот, вдыхая сдавленной грудью кислород. Распахнула глаза — на экране темное пятно. Цветы на обоях расползались, напоминая мохнатые лапы пауков, окружая со всех сторон. «Ты прав, дорогой, обои действительно ужасны, — согласилась я, растянув рот в кривой гримасе. — От них нужно избавиться».
Я подошла к ближайшей стене, встала рядом с диваном и, подцепив ногтем край, у стыка полотен, дернула обеими руками, выдрав приличный кусок. Потом еще один и еще. Джек, вероятно, решил, что это какая-то игра, подскочил ко мне, чуть не свалив с ног, вильнул хвостом и стал носиться, теребя зубами клочки обоев.
— Место, пёс, место! — истерично прикрикнула я, тыча ему пальцем в угол. Пес недоверчиво на меня уставился, издал тихий скулеж и вернулся к выходу из гостиной, на нагретое им же местечко. — Да ни в чем ты не виноват! Нечего на меня так смотреть, — высказалась я и бросилась на второй этаж.
Чемодан стоял в гардеробной, там же, в шкафу, лежала черная дорожная сумка. С обеими находками я переместилась в спальню, сдвинула стенки шкафа и первым наполнила чемодан. Сначала туда полетело белье и чулки, следом носильные вещи.
Если в приватной беседе с тобой делится приятельница или знакомая, рассказывая об изменах друга, мужа, одним словом, близкого человека, ты сочувственно смотришь на нее, сжимаешь ее руку и произносишь: «Милая, как я тебя понимаю» … так вот — ни хрена ты не понимаешь! Даже половины того не можешь понять! Мне захотелось сделать ему больно: надавать сотни пощечин, чтобы его щеки запылали ярче моих, биться в истерике, заставить слушать гадости, посылая ему тысячи мерзких слов. Чтобы больно как мне. Чтобы больнее в тысячи раз…