— Давай чай. Ты же не станешь со мной пить, а самому как-то не хочется… Ляпну еще что-то, только хуже сделаю.
Ксюша не стала возражать — кивнула, поставила воду, взяла два блюдца, ложечки, нож, вернулась…
— Я не очень голодный, Ксень…
Кирилл попытался отказаться от своего же гостинца, но сдался под скептическим взглядом Тихомировой…
— Ты сам пить не можешь, а я сама есть не могу. Так что придется…
Усмехнулся, кивнул, первым попробовал…
— Мммм, класс! — сам же оценил, стал наворачивать, так и не дождавшись чая…
Ксюша смотрела на него, и отчего-то снова сердце сжималось. Ей не только за их с Бродягой брак больно было, но и за дружбу Вани с Киром, которой теперь, кажется, конец. Да и за свою…
Так, как было раньше, уже никогда не будет. А строить все заново… Ксюша не была уверена, что найдет в себе силы.
— Ты вообще по делу пришел или просто нужна была компания, чтобы поесть? — Ксюша спросила без раздражения, с улыбкой глядя, как Прудкой ест, но он все равно сник. Почти успел очередной кусочек ко рту поднести, но вернул на блюдце, вздохнул, глянул прямо…
— Я извиниться еще раз хочу, Ксень. Понимаю, что вел себя, как мудак, все это время. Особенно тогда, когда предлагал долю купить, но… Вот такой вот я, значит… Мудак…
— Брось, Кир. Я простила давно. Ты прав был в чем-то даже… Я зациклилась на Ваньке. Никому из вас жизни не давала… И себе тоже…
— Ты — единственная, кто экзамен сдал, Ксюх, — Кирилл хмыкнул, взгляд отвел. Он после возвращения Ивана часто думал о том, что сам-то завалил. С треском. Экзамен их дружбы, экзамен своей человечности.
Поначалу и для него смерть Вани была ударом. Он и на похоронах плакал — искренне. И потом переживал долго. Отчасти потому, что Альбина поддержать не могла, разделить его горе — у них начались разлады. А потом… В какой-то момент его потихоньку стало отпускать. Смирился что ли. Ваня умер. Он нет. Жизнь идет. Ее надо жить…
И он жил, как мог, как умел, как позволяла совесть. Давно о Ксюше мечтал — искренне, яростно, а тут… Невыносимо обидно было Ване проигрывать даже тогда, когда он глубоко в земле лежит.
Потом же оказалось, что не лежит… И все сказанное, все сделанное, все подуманное совершенно по-другому ощутилось.
Кирилл почувствовал себя предателем, хотя никого не предавал ведь!
И это бесило. А еще бесило недоверие Ивана, его игры, манипуляции, то… Что во всех Ксюшиных бедах он виноват был. Он один… А паршиво себя чувствовал почему-то Кир…
— Мы не знали, что на экзамене, — Ксюша хмыкнула, врезалась ложечкой в суфле, отвлечься попыталась.
— Бродяга сказал, ты хочешь развестись.