— Нам нужно расстаться, — вырывается из моего рта прежде, чем я соображаю, что это не время и не место для таких разговоров.
— Нет, не нужно, — возмутительно спокойно качает головой Огудалов.
— Я тебя предупреждала, что никакой этой вот болтовни. Никаких разговоров о чувствах.
— Ты думаешь, я сейчас буду извиняться и говорить, что случайно вырвалось? — насмешливо переспрашивает Давид, а затем отстегивается, тянется ко мне, сжимает своими горячими ладонями мои щеки. — Не-а, не буду, богиня моя. Могу повторить.
От его горячего дыхания на моем лице можно испариться.
— Не надо повторять, — отчаянно пищу я. Дурочка. Сама понимаю, что замороченная дурочка, а все равно сейчас нифига я не сильная и самоуверенная.
А ведь должна быть! Я, между прочим, клялась, что никому в жизни так на себя влиять не позволю.
Хотя… До него вот так никто и не влиял. Ни даже Паша, а уж тем более — ни Верейский.
— А я повторю, — шепчет Давид, и я вижу, ему в кайф, как меня тут размазывает его словами, — я тебя обожаю, Надя. О-бо-жа-ю. Могу повторить по буквам. По звукам. Тысячу раз. Я не стесняюсь. Слышишь? Каким ухом не слышишь? В какое повторить?
Зараза!
— Смешно тебе? — раздраженно шиплю я. — Я тебя предупреждала. Мы только…
Он затыкает мне рот поцелуем, не давая договорить. Пьет меня, пьет мою душу, снова, глоток за глотком, явно пытаясь выпить всю её до донышка, ну или хотя бы то, на что только хватит его дыхания.
Твою ж мать, Огудалов, прямо у школы. Тут мамочки мимо ходят, и наверняка же найдется парочка тех, которые и заметят, и сплетни распустят. И не то чтобы я бы очень стеснялась тех сплетен, наверняка если пойдут — я буду просто насмешливо улыбаться и пожимать плечами. Да, есть любовник. Да, красивый сукин сын. И не только красивый. Завидуйте молча, мамочки.
Но все равно Огудалов — совершенно бесстыжий стервец. Вернемся к этой проблеме.
Самое паршивое, что душа дрожит, будто травинка на ветру. Горящая. Не гаснущая.
И совсем никуда не годится, что я вцепляюсь в его гладкие, как всегда идеально выбритые щеки, и не хочу, не хочу отпускать.
А из уголков глаз бегут слезы.
Ну, привет, истерика. И какого черта ты приперлась? Лично я тебя не вызывала.
А все равно трясет. Нельзя было так терять контроль над собой и над ситуацией. Нельзя, нельзя, нельзя. Но от его поцелуев — у меня трясутся пальцы.