Я повернулась к джипу. И как раз вовремя — Андреа двинулась ко мне, сосредоточившись на Шейне, как хищная птица. Пора убираться отсюда к чертям.
— Жаль, что тебя исключили из Ордена, Дэниелс, — крикнул мне вслед Шейн. — Это как потеря дома. Я всегда считал, что ты способная. Знаю людей, которые могли бы помочь. Если бы ты просто пришла ко мне, я мог бы как-то облегчить это. Жизнь трудна, но, по крайней мере, тебе не пришлось бы заниматься проституцией перед этим существом.
— Чувак, — выдохнул Лютер.
Андреа с яростью в глазах прибавила скорости. Я должна была как можно быстрее забрать ее отсюда. Она и так едва держится за край разума. Если сейчас она наведет на него пистолет, ее посадят в тюрьму, и даже адвокаты Стаи не вытащат ее оттуда.
— Пребывание в Ордене не делает тебя неприкасаемым, Шейн. — Я продолжила идти.
— Женщины продают себя по разным причинам: из-за голода, потому что у них есть дети, которых нужно кормить, из-за зависимости, — говорил Шейн. — Я не оправдываю этого, но это можно понять. Ты же продаешь себя за четыре стены на Иеремия-стрит. Стоило ли ради этого каждую ночь залезать в постель к животному?
Я столкнулась с Андреа. Она попыталась протиснуться мимо меня, но я заблокировала ей дорогу.
— Нет.
— Отойди в сторону.
— Не сейчас, не здесь.
— Привет, Нэш, — позвал Шейн. — Хочешь, чтобы я упаковал твое оружие и отправил его на квартиру? Избавить тебя от позора явиться в штаб?
Андреа схватила меня за руку.
— Потом, — сказала я ей. — Сейчас слишком много людей.
Андреа стиснула зубы.
— Потом.
Она повернулась на каблуках, и мы вернулись к джипу. Я направила Гектора обратно в поток машин.
— Этот ублюдок, — выдавила Андреа.
— Он балабол, который любит нести всякое дерьмо. Нет закона против того, чтобы быть засранцем. Пусть пока прячется за щитом. Это все, что он может сделать.
Андреа сжала руки в кулак.
— Если бы у меня все еще было мое удостоверение. .
— Тогда вы были бы лучшими друзьями.
Она взглянула на меня.
— Это правда, — просто сказала я ей.
Она не ответила.
Первые десять лет своей жизни Андреа была боксерской грушей своего клана буд. Последние шестнадцать она потратила на то, чтобы никогда снова не чувствовать себя бессильной. Она даже не выходила на улицу, не прихватив с собой удостоверения Ордена. Привыкла быть «хорошим парнем» там, где ее уважали и даже восхищались тем, что она делала и кем была. Никто не смел бы толкнуть ее со значком Ордена, и она с гордостью носила его. Но каждый выбор имел последствия, и теперь эти последствия били ее прямо в лицо.
— Мы даже ничего не можем сделать с этим червяком, — проговорила она.