— Вставай. Потанцуем.
По дороге к танцевальной площадке нас перехватывает очередной старый знакомый Тарского.
— Йен! Давно не виделись! Сколько? Пять лет? Больше?
— Чуть больше, — с привычной сдержанностью отбивает Гордей.
Однако сейчас каким-то образом, даже без улыбки, выглядит доброжелательно.
— Что нового? Неужели женился? — мужчина в форме, напротив, вовсю усмехается.
— Да. Моя жена — Катрин.
Это все, безусловно, понарошку и не в первый раз за вечер… Но по моему телу снова и снова носятся мурашки. Пропускаю мимо ушей имя этого мужчины. Точнее, забываю его, как только слышу следующие вопросы.
— Как Урсула? Она-то еще свободна?
Пока я фокусируюсь на этом имени и пытаюсь понять, кто эта девушка, Тарский весьма странно реагирует. Вытягивается и замирает. Взгляд ничего не выражает. Стеклянная пустота.
— Урсула погибла, — голос как никогда холодный.
Я резко и шумно выдыхаю. Немец столбенеет. Долго не находится с ответом.
— Мне жаль… Я не знал…
— Все нормально, — так же безучастно. — Рад был повидаться, Ганс. Мы пойдем. Обещал жене танец.
Меня приходится буквально волочить. Никаких танцев не хочу. И вообще… Пребываю в абсолютно потерянном состоянии.
— Что все это значит? — решаюсь заговорить во время танца, когда отмечаю, что лицо Гордея вновь расслабляется. — Откуда они тебя знают? Я думала, вся эта липа ради меня… Но они называют тебя этим именем. Пять лет? Как так получилось?
— Молчи. Не сейчас. Сюда иди, — зачем-то ближе к себе подтягивает. Возможно, не хочет, чтобы в лицо смотрела… Я задыхаюсь, когда от неожиданности впечатываюсь губами в его грудь. Даже сквозь рубашку ощущаю жар кожи. И запах, конечно… Во мне и так практически литр шампанского, а тут еще агрессивная эмоционально-гормональная стимуляция против, с которой я никак не научусь бороться. — Расслабься. Танцуй.
— Танцую, — шиплю сквозь зубы. — Только то и делаю, что пляшу тут под твою дудку.
— Ты та еще кобра, Катенька. Тебе играть приходится без передышки.
— Что-что?
— Иначе кусаешься, ядовитая моя.
— Ты улыбаешься? Ты улыбаешься, — почти уверена, но он сковал меня руками. Не позволяет отстраниться и взглянуть в лицо. — Да дай ты увидеть!
— Это просто игра, — замечает, так и не ослабив тисков. — Так что ты тоже давай… Сражай, Катенька.
— Ах, эта твоя чертова игра! Не хочется мне, — подтянувшись, прикасаюсь губами к его шее и незаметно кусаю. Немножко легче становится, хоть вся реакция Гордея — излишнее мышечное напряжение. Пару секунд спустя позволяет, наконец, увеличить дистанцию. Глаза его нахожу и без какой-либо задней мысли выдаю: — Я среди такого количества «мусорков» чувствую себя словно в клетке со зверями. Стремно. — Тарский как-то странно на меня смотрит. Прищуривается, поджимает губы и коротко кивает. Только это движение явно не для меня. Как будто самому себе адресовано. — Что? В следующий раз можем без этих погонов погулять? И вообще, мне не нравится имя Йен. Хочу по-нашему… Давай, домой…