— Ну, что застыла, Исаева?
«Скажи, мать твою, что все твои слова — ложь…»
«Просто, скажи…»
«Возьми свои слова обратно…»
«Черт возьми, Ева!»
«Пожалуйста…»
Она, глубоко вдохнув, прикусывает нижнюю губу и покаянно опускает взгляд. А затем… совершает крутой разворот и уходит.
— Твою мать… — не в силах как-либо ей препятствовать, напряженно смотрит вслед.
Его сердце разрывается, отдавая долг за все те манипуляции с чувствами других людей, которые он безжалостно проводил.
До Исаевой.
Чувствует внутри себя горячие волны агрессии. Они снова отбрасывают его от берега в бушующее море. Гаснет маяк, который помогал держать связь с землей.
Три, два, один…
Возвращается к тому невменяемому придурку, которым был большую часть своей жизни.
Отчаянный, взрывоопасный и бесконтрольный.
Game over. Уровень провален. И он устал жать «рестарт».
Все верно, он не обязан хранить целибат. Он никому ничем не обязан. Но трахать Ломоносову — последнее, чего Адам сейчас хочет. Она сидит перед ним в белой полупрозрачной блузке с вычурным ажурным бантом. Пьет кофе, задерживаясь на нем взглядом.
Это их третья встреча вне стен академии. Наталью Юрьевну подкупают связи и возможности Титова. Личная встреча с главой государственной областной администрации и кое-какие закрытые информационные данные — то, что ей необходимо для успешного раскрытия темы диссертации.
Гонористая? Спесь Ломоносовой слетела, как прошлогодняя шелуха, едва она поняла, какими возможностями владеет Адам. Более того, если первые две встречи назначал он, то в этот раз именно она выступила инициатором.
— Я не заметила у тебя никаких трудностей, Адам, — на губах девушки намек на улыбку. — Кроме прогулов, конечно. И некоторых неразумных выходок.
— Неразумных выходок? — прослеживает взглядом прикосновение ее ладони к своей ноге. Весьма смелый ободряющий жест. — Я социализируюсь. Тебе ли не понимать?
— Я думаю, многие твои поступки исключительно для публики. Не для себя.
— А возможно ли, что я сам этого не осознаю?
Ломоносова тихо хмыкает и качает головой.
— Все ты прекрасно осознаешь.
На губах Титова расползается широкая улыбка.
— Ты права. Я мыслю радикально. И я действую радикально.
— Знаешь, это в какой-то степени захватывает. Когда люди настолько в себя верят, что не боятся вызвать непонимание общественности.
— Папа, я не понимаю одного: почему мой БО работал на Исаева?
Терентий Дмитриевич неохотно отрывается от своего омлета и в замешательстве смотрит через стол на сына.
— БО? Что еще за молодежный сленг?
Адам кривит губы и легким взмахом руки подчеркивает незначительность этого термина.