— Если дети с Аней, всё в порядке, мам. Какая полиция? А с бывшей я разберусь. И с её угрозами — тоже. Не паникуй, ладно? Я знаю, где их искать.
— Есть что-то, чего я не знаю, сынок?
По-моему, она лукавила. Или тупила. Мне казалось, что всё очевидно и понятно. Оказывается, это я так считал. Или сейчас мать хочет весомых подтверждений, а не личных догадок.
— Я позвоню, мам, — мне сейчас не до разговоров по душам. Точнее, до них, но не с ней. Как-то я не готов к откровенностям по всем фронтам. Объяснения с матерью подождут. Я думал, она всё поняла. Оказывается, даже такие провидицы, как она, нуждались в «материальном» подтверждении собственных догадок.
Меняю маршрут. Мне сейчас одно нужно: увидеть их и успокоиться. Обнять Аню. Прижать к себе детей. Всё остальное решится само по себе.
Дверь мне открывают не сразу, и поэтому чёрт знает какие мысли в голову лезут.
— О! — радуется моему появлению Ирка. — А вот и папка примчался!
На её слова, правда, никто не реагирует. В квартире стоит ор, шум и гам. Удивительно, что звонок в дверь хоть кто-то услышал.
Я прохожу внутрь, нервно проводя рукой по волосам. То ли пригладить хочу, то ли наоборот. То, что я вижу, для меня идиллия. Анька сидит по центру комнаты на полу, а вокруг неё — дети. И мои, и Иркины. Играют во что-то. Галдят. Мишка улыбается.
Глотаю тугой комок в горле. Как бы не опозориться сейчас.
— Вишь, Иванов, всё хорошо уже. Прекрасно даже, — негромко комментирует Анькина сестра идеальную картину мира.
— Да, — хриплю я и пячусь назад. — Мне позвонить надо.
А заодно и в себя прийти.
Ирка за мной, как приклеенная. Но, наверное, так даже и лучше, что не один. А то б расклеился. Перелёт, недосыпы вечные, пустота без Аньки и мальчишек. А тут… тепло, радостно. Так здорово, что хочется сесть рядом с ними. Кричать, трясти карточками, спорить, мухлевать даже хочется.
— Мам, всё хорошо, — докладываю родительнице. — Дети у Ани, слышишь, веселятся, — даю ей послушать шум на заднем фоне.
— Могла бы и позвонить, бессовестная, — ворчит мать. — У меня ж нервы уже не железные, я ж переживаю, наверное. И ты бы с бывшей своей разобрался, сынок. А то натворит же дел, твоя жаждущая справедливости жёнушка.
— Бывшая, — поправляю на автомате. Ей даже слово «жена» не подходит, не говоря уже о статусе, который это слово несёт. Самая моя большая ошибка в жизни. Вспоминать тошно и противно.
— Да хоть обезьяна в зоопарке. Разберись. Пусть не бегает и детей не травмирует.
Вот за сыновей я порвать готов на лоскуты и мельче.
— Она что, подумала, что Аня детей умыкнула? — спрашивает Ирка, как только я заканчиваю разговор.