Ирка умела задавать неудобные вопросы. Такие, что в тупик ставят.
— Может, и живут, — возразила я ей. — Просто не афишируют.
— Ну, да, ну, да, — я так и вижу, как скептически кивает Ирка. У неё глаз-рентген. Она каким-то шестым чувством улавливает ложь, странные ситуации, особенно, если они похожи внешне на вполне благополучные.
— Я не хочу об этом говорить, — наконец-то, набравшись духу, говорю правду. — Давай ты не будешь проводить расследования, строить догадки и докапываться до истины. Оставь Кристину в покое. Пусть ею Иванов занимается. А нам туда нос совать не нужно.
— Вот опять ты голову в асфальт! — сердится Ирка. — Так старой девой и помрёшь!
— Уже нет, — невольно улыбаюсь. — Иванов постарался, исправил эту досадную ошибку почти десять лет назад.
— Какую ошибку, Ань? — вдруг слышу я вкрадчивый голос над ухом, и волосы на затылке встают дыбом.
Да что ж такое! Он что, следит за мной?
34.
Дмитрий
— Ты зачем Ромашку бросил? — кидается Анька в наступление.
— Не зачем, а на кого — уточняю я формулировку. — Мама приехала внезапно. У неё, видишь ли, время освободилось, что бывает нечасто. Переживает за бабулю, как она адаптировалась в новом доме. А бабуля у нас в загул ударилась, так что я воспользовался ситуацией и решил, что лучше с вами побуду. Тут есть короткий путь.
— И ты, наверное, бежал? — у Аньки — слабая улыбка на губах.
— Летел, как супермен, — вспомнил я недавнюю ассоциацию.
— Где же твой плащ? — фыркнула Варикова. Ну, хорошо хоть про красные трусы не спросила.
— Так спешил, что забыл, — усаживаю её на лавочку. — Я тут часть твоего разговора услышал, — признаюсь честно.
— Подслушивал! — возмущается Анька.
— Правило разведчика номер один: никогда не обсуждай важные вопросы в людных местах. Особенно по телефону. Тем более, если не смотришь по сторонам.
— Надо было тебе в военные идти, Иванов, — вздыхает Аня. — Сколько бы пользы твои знания стратегии могли бы принести.
— Давай поговорим, — пытаюсь обуздать сумбур внутри себя.
— А мы сейчас в шахматы играем? — Анька подспудно отгораживается от меня. Лицо её становится непроницаемым, а я всё равно любуюсь её профилем. Вижу, как она цепляется побелевшими пальцами за край лавочки. Пальцы её выдают.
— Я не буду заниматься Кристиной, — говорю самое главное. — Я знаю, что ты её недолюбливаешь, и, наверное, есть за что. Если захочешь, расскажешь, а я должен сделать признание.
Я набираю воздуха в грудь побольше. Мне нелегко.
— Может, не надо? — на Аньку жалко смотреть. — Кажется, я не готова к откровениям, Иванов. Всё прошло, годы пролетели. Какая уже разница?