В комнате Мирославы я принимаю душ и падаю лицом вниз в подушку прямо в одежде, потому что сил больше не остается. Кажется, что по мне проехался танк.
Да пошло все к черту. Я даже больше разговаривать с Амиром не буду, буду просто улыбаться ему и как робот выполнять все приказы. Хоть с головы до ног платьями обмотаюсь, и буду сидеть в одной комнате с малышом целыми днями, как гриб.
Главное, что теперь я понимаю — Амир не сбрендивший псих, который просто взял и похитил меня, потому что ему так захотелось. Всего лишь наполовину сбрендивший, потому что назвать нормальным человека, который с таким наслаждением тыкал в другого человека оружием, я не могла. А он это делал. У него в глазах было выражение превосходства и полного контроля над ситуацией. Садист чертов.
И еще — я очень надеюсь, что эта ночь окажется очередным плохим сном.
Только мои надежды разбиваются утром, как тонкий весенний лед. Меня будит стук в дверь, я продираю глаза, понимая, что лучше мне со вчерашнего дня не стало и все было реальным. Подхожу к двери, открываю и снова вижу завтрак, заботливо кем-то оставленный на столике — яичницу, какую-то странную лепешку, зелень, кефир, или что-то на него похожее… голод нападает на меня, как тигр на раненую антилопу, и я затаскиваю столик в комнату, а потом начинаю со стоном все поедать.
Если я и умру тут, то точно не с голоду.
Амир заходит без стука в тот момент, когда я со зверским видом рву зубами лепешку. Она встает поперек горла, я закашливаюсь, быстро проглатываю остатки и краснею. Меня и так вчера унизили, не хочу выглядеть в его глазах еще и свиньей.
Этот садист сегодня в темной одежде с длинными рукавами — видимо, скрывает рану. Стоит, сложив мощные руки на груди и рассматривает меня.
— Закончила выпендриваться, — констатирует он.
— Я не стану голодать. Вряд ли вы меня отпустите, если я объявлю голодовку, — пожимаю плечами я.
— Угадала. Я просто заставлю тебя есть.
Интересно, как? Будет запихивать еду мне в рот или просто снова достанет пистолет?
— Пойдешь сегодня и купишь себе одежду, — продолжает Амир. Он отдает приказы так спокойно и непререкаемым тоном, словно привык, что все вокруг бросятся их тотчас исполнять, — вечером переоденься во что-нибудь приличное и приведи себя в порядок.
— Зачем? — вылетает тут же у меня вопрос. Этот вопрос важнее всего. Мне нужно знать, для чего приводить себя в порядок и каким образом.
Этот садист медленно поднимает уголок губ в ухмылке, и я начинаю холодеть. Потому что в голове крутятся совсем уж нехорошие мысли.