Через оставленный зазор проникает свет.
— Ваш тройной кофе, — фарфоровое блюдце с глухим стуком ударяется о стеклянную столешницу.
Лена отступает на несколько шагов назад и смотрит на Рагнарина неожиданно настороженно.
— Марина Савелян уже ждет. Пригласить? Или пусть ждет до шести?
— Кофе ей предложила?
— Ну, конечно.
Реагируя на очередную неуместную улыбку секретаря, Денис лишь приподнимает брови и медленно переводит дыхание.
— И?
— Она отказалась. Выглядит взволнованной, — заговорщически сообщает девушка.
— Тогда впускай. И минут через пятнадцать Чебурчан ко мне пригласишь. Она должна быть на месте. Передай, пусть поднимет договоры по чехам.
— Хорошо, Денис Витальевич.
Савелян влетает в кабинет после короткого дежурного стука, неожиданно напоминая Рагнарину школьные годы. Тогда Марина не умела сдерживать свои эмоции и не считала нужным как-то контролировать манеры.
— Здравствуй, Денис!
— Здравствуй. Присаживайся.
Она дергает на себя ближайший стул и, опустившись на него, со скрипом придвигается к столу.
— Чем обязан? — спрашивает Рагнарин, оглядывая девушку.
Она, и вправду, выглядит крайне взволнованной. Не то чтобы он когда-либо слишком внимательно к ней присматривался. Обычно ему хватает пары секунд для оценки эмоционального состояния человека.
Марина Савелян на грани отчаяния.
— Знаешь, в десятом классе я была в тебя влюблена, — громким голосом вываливает она.
Смотрит Рагнарину в лицо. Оно, в отличие от ее, никак не меняется. Абсолютная невозмутимость. Будто она ему басни о ком-то постороннем рассказывает.
— Знаю, — и вся его реакция.
Щеки Савелян невольно опаливает румянцем, но она убеждает себя, что смущаться ей нечего, да и некогда, и продолжает тем же уверенным тоном:
— Ты мне всегда казался сильным и благородным. Ответственным.
— Ближе к делу, Марина.
— Потом я поняла, что ты слишком монолитный. Выше других по определению.
— И?
— В общем, я решила, что нам не по пути.
— Правильно решила.
Денис уже обдумывает, на что обратить внимание при пересмотре договоров с чехами, когда Савелян вдруг резко дергает и распахивает настежь ту самую «дверь» позади него:
— Янка — молодая, наивная, слишком порывистая. Она ничегошеньки не смыслит в отношениях. Она не знает мужчин.
Эта вязкая и едкая информация оседает в груди Рагнарина комом. И не протолкнешь ведь. Не проходит. Жжет огнем.
— Знаешь, их семья придерживается такого правила… В общем, Яна никогда не оставалась наедине с мужчиной. Даже с Йигитом.
Марина вновь берет паузу. Надо бы что-то сказать. Но, вот парадокс, он не может подобрать подходящих слов.