Поднимая голову от тетради, Яна машинально улыбается входящей в комнату матери.
— Что делаешь?
— Пишу стихи.
— Опять?
— Ага.
Уголки материнских губ приподнимаются. Взгляд смягчается.
— Оставь это сейчас, — тихо просит она. — Спустись.
— Прямо сейчас? — не скрывая растерянности, уточняет Яна. — Папа велел мне сегодня оставаться в комнате. К нему кто-то прийти должен.
— Пойдем, дочка, — взяв за руки, помогает подняться из-за письменного стола. — Пойдем.
— Что с тобой? Почему ты взволнована? — невольно тоже начинает волноваться, замечая в глазах матери слезы. — Если там тетя Ханде или тетя Яглы, не пойду! Пожалуйста, мама…
— Сейчас не торгуйся, дочка. Ты же не хочешь, чтобы за тобой отец пришел?
— Нет.
— Причеши волосы и спускайся.
Наталья Борисовна выходит, оставляя дверь приоткрытой. И Яне ничего не остается, как, шумно вздохнув, подойти к зеркалу. Стянув резинку, несколько раз проводит по волосам расческой и снова собирает их на затылке в хвост.
«Прибились дикие гуси…», — сердито размышляет по пути.
«Не удержались…»
«Начнут сейчас крякать…»
«Гадкие сплетницы…»
На эмоциях демонстративно выстукивает пятками по лестнице.
«Пусть только попробуют меня задеть!»
«Молчать не буду…»
Достигнув последней ступеньки, решительно поднимает взгляд. И вмиг теряет весь боевой настрой. Дернувшись назад, растерянно вцепляется пальцами в деревянные перила. Застывает, не решаясь сойти на паркет. Резко вдыхая, поддаваясь панике, округляет глаза.
Рагнарин, конечно же, тоже смотрит на нее. На самом деле, все присутствующие смотрят. Но Янка-то видит только его. Чувствуя, как за грудной клеткой расходится неуемная жгучая дрожь, чтобы сдержать рвущиеся всхлипы, закусывает изнутри губы.
Сердце пробивает острый спазм. На долгое мгновение оно останавливается, а потом начинает колотиться с пугающей и болезненной силой.
«Это он! Это он!»
«Он приехал! Приехал!»
Лишь от одного вида Рагнарина ее организм с ума сходит. Голова идет кругом. Перед глазами темнеет.
«Какой же он…»
«Мой!»
«Все в нем для меня!»
Каждая деталь после долгой разлуки впивается в сердце осколками. Грудь, с распирающим ее безумным сердцем, перехватывает и неистово стискивает огненными кольцами тоска.
Глаза, выдавая нарастающую внутри Шахиной бурю, инстинктивно начинают слезиться.
— Поздоровайся, дочка, — ворчливый тоном подсказывает отец.
— Здравствуйте, — тихо проговаривает и, не выдерживая напряжения, опускает взгляд в пол.
— Сойди к нам, пожалуйста.
Не отрывая глаз от паркетных досок, на негнущихся ногах ступает вниз. Сцепляет руки перед собой. Машинально оглядывает свой домашний спортивный костюм. Без каких-либо изысков. Утепленный, свободный, не самого выгодного для нее горчичного цвета. Мимоходом жалеет, что волосы не распущены, и ей не за чем спрятать растущий румянец.