Решающим фактором стало, вероятно, то, что Наталья за двадцать лет ни единого раза не дала усомниться в своей верности и преданности семье. Да и старшая ребенок, Марина, за время своего пребывания показала себя воспитанной девушкой.
В шумной и активной Москве Яна, как ни странно, чувствует себя комфортно. Ей интересно бывать в местах большого скопления народа и не задумываться о том, что какое-то ее настроенческое поведение кто-то посчитает непристойным.
— Ну, что ты решила? Пойдешь со мной на концерт? — спрашивает Шахину сокурсница Ксюша Луценко, с которой она подружилась буквально в первый день учебы. — Это крутая группа. Не послушаешь их, до конца Россию не поймешь, — улыбается, цепляя ее под локоть.
Занятия закончились, и они неторопливо шагают в сторону метро.
— Не знаю. Дороговато для меня, — честно озвучивает свои сомнения Шахина.
— Тогда я тебя приглашаю, мой юго-восточный друг!
— Нет. Так мне неудобно.
— Не выдумывай!
— Я не выдумываю. Меня учили, что так нельзя.
Ксения смеется.
— Ты всегда поступаешь так, как тебя учили?
— Вообще-то, да.
— Прекращай. Олды — вне системы. Будешь их слушать, все самое важное упустишь.
Яна, конечно, сама понимает, что в словах подруги посеяно зерно истины. Сколько она прожила под давлением родительских убеждений? Сколько раз сама глушила свои внутренние порывы бурных эмоциональных проявлений? Где еще, как не в Москве, она позволит себе быть собой?
Но принимать материальную помощь от постороннего человека, пусть и подруги, она, безусловно, не готова. Достаточно того, что Марина ей постоянно обновляет гардероб. Да, порой, такими вещами, в которых перед отцом Шахина бы не рискнула предстать.
— Знаешь, мне так нравится Осеев, — понизив голос, делится Ксения.
На эмоциях крепко стискивает ее предплечье. Шумно и взволнованно вздыхает. А Яне вдруг передается это ее волнение. Пульс ускоряется и гулко стучит в висках, рассеивая концентрацию. Ответно сжимая ладошку подруги, она смеется, поддаваясь безотчетной и безграничной радости.
— Расскажи мне, Ксенечка! Поделись!
— Только ты никому!
— Клянусь.
Луценко слегка откидывает голову и мечтательно закатывает глаза.
— Когда его вижу, у меня сердце замирает. И руки начинают дрожать, — говорит, захлебываясь эмоциями, и смеется. — Голос пропадает. И в голове пусто-пусто! Ничего нормального сказать не могу. А-а-а, это так мучительно и так приятно одновременно!
Распахивая шире глаза, Янка тоже хохочет.
— Никогда бы не подумала. Ты всегда такая серьезная, когда он подходит.
— Это я дышать пытаюсь. Концентрируюсь, — прыскает и краснеет.