Или игуана не так проста, как кажется.
От наблюдения она перешла к действиям. Слезла с ветки и медленно приблизилась. Я поднялась на лапы, готовясь защищаться. Только тупая морда игуаны не выглядела угрожающей, скорее заинтересованной.
А потом она меня облизала. Вот просто взяла и прошлась по моей морде своим языком. Фу. Что еще за нежности? После злой крысы в добропорядочность игуаны как-то слабо верилось.
Я отодвинулась, уперлась в стекло обрубленным хвостом. Игуана все еще пялилась, но язык не распускала. Надо отметить, что перед этим мы как раз позавтракали, значит она видит во мне либо десерт, либо подружку. У меня никогда не было подруг, но стоп. Я не настолько отчаялась, игуана. Не настолько.
Повернувшись, я увидела, что старик снова за нами наблюдает и бесшумно посмеивается.
— Вы подружились! Как замечательно. Нужно записать это в журнал наблюдений.
Нет! Стой! Я не согласна с ней жить! Я поднялась на задние лапы и расплющила морду о стекло. Этим мне удалось завоевать его внимание. Тогда я указала лапой на игуану и отрицательно покачала головой.
— Ты не хочешь дружить с ней? — удивленно произнес старик.
Я кивнула.
Он подошел ближе.
— Я тебя правильно понял? — еще более удивленно переспросил он.
Я опять кивнула и для достоверности повторила предыдущую пантомиму, где отказывалась от дружбы с лизуньей.
— Поразительно! — возбужденно воскликнул ученый. — Это невероятно! Разумная саламандра!
И меня вытащили из террариума. Я бросила на игуану триумфальный взгляд. Никаких десертиков, дорогая.
Ученый положил меня на стол, на котором ранее обрабатывал мои раны.
— Не убежишь?
Покачала головой, как бы говоря «нет».
Он мне поверил и метнулся к шкафу, нашел потрепанную толстую тетрадь, нащупал в ящике стола перо и стал делать записи.
С этого момента я добровольно согласилась на изучение себя родной.
Так прошло три дня. Эйб, как назвался мне ученый, почти не покидал свой кабинет, увлекшись мной настолько, что забывал поесть. Примитивными жестами я напоминала ему о необходимости питаться. Тогда он ненадолго оставлял меня и бегал за бутербродами и фруктами, не желая отвлекаться на нечто большее.
Магию я ему по-прежнему не показывала. Боялась, что тогда он расскажет обо мне кому-нибудь. Сбежать не пыталась. У меня было время на подумать, я находилась в безопасности и регулярно питалась. По ночам, когда старик все же уходил спать на несколько часов, бродила по дворцу.
Ярко-оранжевый цвет мешал, делал меня заметной. Но, рискуя быть пойманной, я все равно скиталась по коридорам. Я искала ашх Нишраха, хотела со стороны понаблюдать за ним. Мне было важно знать, переживает ли он обо мне, раскаялся ли в том, что держал против воли и не позволил самостоятельно сделать выбор.