— Я звоню отцу.
— В скорую, Ром… а-а-х, — застонала я, протягивая имя парня, словно он мог мне как-то помочь. Как он звонил Марку и в скорую, я не слышала, просто расплакалась, когда прекратилась очередная схватка. Рома начал вытирать мои щеки, нежно беря лицо в руки.
— Ну же, соберись. Нужно встать и переодеться хотя бы. Ты сможешь, — запальчиво прошептал он. — Сможешь? — повторил, уткнувшись лбом в мой, я закивала, но тут же меня настигла очередная схватка, и я начала громко стенать, опять прижимая к себе Рому.
В мареве боли я услышала громкую и такую себе отборную брань от Ромы, который еще мгновение назад был оплотом поддержки. Я распахнула резко глаза и увидела убегающую из гостиной фигурку.
— Кристя? — ахнула я.
— Дурочка маленькая, — недовольно пробурчал Рома, — давай, Карин, поднимаемся.
— Она что? — ахнула я. — Подумала, что мы… Ах!
— Говорю же, бестолочь, — рявкнул он и все же потянул меня на себя, наконец-то помогая мне встать.
В вертикальном положении, как ни странно, боль стала ощущаться меньше, чем когда я лежала.
И чего я только сразу не встала!
Но стоило сделать мне пару шагов, как по ногам потекла теплая жидкость, нижнее белье и пижамные штаны тут же намокли и прилипли к коже, вызывая ощущение полного дискомфорта.
— Наверх не пойдем, — коротко бросил Рома. Затем позвал домработницу, чтобы та принесла сумку, которая была уже наготове, а еще вещи на смену.
Как-то совсем быстро приехала скорая, а может, я просто настолько озверела от боли, что не замечала времени. Только обрывки брошенных фраз. Отвратительная подготовка к родзалу прошла как в тумане, но осталась самым ярким пятном воспоминаний после. Уже наутро, если бы меня спросил кто-нибудь, что было самое страшное в родах, я, не сомневаясь, ответила бы: клизма!
А пока я плохо соображала и, кажется, перестала думать окончательно, когда увидела Марка. Он приехал вовремя. Пытался даже время от времени взять меня за руку, только мне было совершенно не до него, да и держаться нужно было за какие-то специальные поручни во время потуг.
Я не думала в этот момент, какой меня видит Марк, я совсем ни о чем не думала, но совсем скоро палату огласил крик младенца и этот плачущий и кровавый комочек положили мне на грудь. Ненадолго, я даже налюбоваться им не успела, как его забрали мыть и взвешивать, а мне наконец ввели обезболивающее, от которого меня тут же начало клонить в сон. Или это было от пережитого стресса, но все последующее превратилось для меня в самый настоящий диафильм с демонстрацией моему сознанию отдельных картинок.