— Своей назовет, — я тоже оторвала последний лепесток. Почему-то выпавшее «предсказание» заставило меня смутиться. В отличие от Влада.
— Я жду, — сказал он с усмешкой. — Поцелуя.
— А ты свое будешь выполнять? — поинтересовалась я нарочито веселым тоном.
— Назвать тебя своей? — Влад повернулся ко мне и стал рассматривать мое лицо.
— Ты у меня спрашиваешь? — я, напротив, не глядела на него. — Сам решай.
— Я бы этого хотел… — ответил он. — А ты хотела бы?
— Быть твоей? — и почему так тяжело дается одно такое простое слово? Всего две буквы: — Да…
— Ты моя… Теперь точно моя, — и от его улыбки у меня выросли крылья.
Но он снова откинулся на спину и заявил:
— А я жду своего поцелуя! У нас договор.
Ну договор, так договор… Я приподнялась и наклонилась над Владом. Он же с усмешкой прикрыл глаза. В ожидании. Целовать первой было для меня ново. До сих пор инициатором выступал Влад, я же только принимала его поцелуи и ласки. А тут сама… Было страшно и возбуждающе одновременно. Прикасаться губами к его губам. Сплетать языки. Чувствовать его отклик. Вести его за собой… Не давать перехватить инициативу.
Но последнее не продлилось долго: всего одна уступка — и я уже сама лежу на спине и упиваюсь ролью ведомой, что нравится мне ничуть не меньше.
На обед мы припозднились, за что получили от ворчуньи Алевтины. Правда, сегодня ее упреки были более ласковыми, а сама она быстро остыла. И даже Владу не особо досталось от нее. Тем не менее он ушел, оставив нас с Алевтиной одних, объяснив, что надо позвонить отцу.
— Инга сегодня заявила, — стала делиться последними новостями Алевтина, — что на следующей неделе летит отдыхать на какие-то там острова…
— Сейшелы? Кипр? — зачем-то уточнила я. На самом деле мне было плевать, куда мачеха улетает, главное, подальше от меня. И аккурат на мое день рождения! Это просто потрясающая новость!
— Нет, на Канарские, кажется, — отозвалась Алевтина. — Видимо, со своим хахалем в погонах…
— Лучше б на Бермудские, — хмыкнула я. — Поближе к треугольнику.
Алевтина же вдруг как-то сдавленно охнула, схватилась за сердце и прошептала:
— Батюшки, ты же говоришь, деточка!
Ох ты ж… батюшки! Спалилась. И сама даже сразу не заметила. Хорошо, что это Алевтина, а не кто-то из моего почтенного семейства. Что ж, рано или поздно пришлось бы открываться…
— Ну да, немного, — я улыбнулась. — Буквально вчера вернулся голос. Но я пока боялась рассказывать, чтобы не сглазить. Собиралась это сделать чуть позже. И Влада попросила не говорить никому пока.
— Счастье-то какое, — на глазах Алевтины даже слезы выступили, — а я ж боялась надеяться…