– Надо кое-что обсудить, красавица, – подталкивает меня вглубь комнаты, осматривается, отчего-то присвистывает. – Не дурно. Для коммуналки, – в словах отчётливо сквозит сарказм. – Что ж ты так? Насосать смогла только на ремонт?
Не отвечаю. Страх с каждой секундой всё настойчивее сковывает тело, парализует. Голова кружится, снова тошнит, рук и ног не чувствую. В ушах набатом нарастает шум, перемешанный с неровно колотящимся сердцем.
Я знала. Предчувствовала, что что-то должно произойти…
– Я… я не п-онимаю о чём вы…
– Не понимаешь? – Он оборачивается внезапно, агрессивно. Делает несколько шагов ко мне, впивается пальцами в плечо, сжимает до боли. – Лучше не играй со мной, – шипит смертоносной гадюкой.
Не вижу его лица, не могу разобрать черты. Всё темнеет, переливаясь мутными разводами. И только глаза… Лишь злые жестокие глаза. Но в этот раз не чёрные. Кажется, что синие, однако при этом не менее пугающие.
– Ты за каким хером к «Эре» припёрлась, м? Решила поиграть в сраную шпионку? Следишь за мной?
Что?..
– Я не…
– Даже не думай пиздеть и изворачиваться, девочка, – встряхивает, будто тряпичную куклу. – Я знаю кто ты. Знаю про тебя всё. Даже то, о чём ты сама не догадываешься.
Меня начинает трясти.
– Ты на кой хер к Никольскому навязалась? Что задумала?
– Н-ничего… – по щекам текут неподконтрольные слёзы.
– Хочешь по-плохому?
– Ничего! Ничего не задумала! Клянусь!
Он заводит одну руку назад, резко достаёт из-за пояса пистолет и прижимает его холодное дуло к моему лицу. С губ срываются рыдания. Незнакомец дышит тяжело и рвано, словно разъярённая зверюга. Горячее дыхание касается влажной от слёз кожи, обжигает огнём.
– Прошу вас… – Ноги подкашиваются. Вою, глотая вязкую слюну и чувствуя запах металла, пороха и оружейной смазки. – Умоляю…
– По его приказу отца твоего завалили. Мента. Верно? А ты ноги перед ним раздвинула. Думаешь, я поверю в случайность?
Глаза расширяются при упоминании папы, а человек, буквально вытряхивающий сейчас из меня душу вдруг награждает недоброй улыбкой.
– Он тебя прислал? Не побрезговал подложить под врага дочурку покойного друга? – Теряю последнюю ниточку в этом престранном разговоре, перестаю понимать, о чём речь. – Или… – взгляд мужчины вдруг наполняется каким-то странным осознанием, и он, негромко хохотнув, продолжает: – Мстить, что ли, пришла? За папашу своего продажного? М-м? Я ведь всё равно правду узнаю. И лучше бы тебе прямо сейчас…
Дальше не слышу. Все звуки стираются, заглушаемые тяжёлым гулом в барабанных перепонках, а затем наступает тьма. Глубокая, всеобъемлющая… и такая желанная.