– Очень! Хотя, если честно, не поймешь. Вы же Ее знаете. Никогда не угадаешь.
– Пришли звать в крестные отцы?
– Поделиться новостью. Как-никак.
Да нет, его ослепительная улыбка не детская, а дебильная, это точно!
– Что ж, при нашем дефиците на кадры можно и родного отца в крестные. Надеюсь, вы догадываетесь, что ребенок мой?
– Уверенность – уже полдела! – Он улыбается.
– Для вас это новость? Да что тут: Она мне все сказала.
Оружие, вот оно – к барьеру, господа!
Он уже не улыбается. Но молчит. Поэтому продолжаю я:
– Океан все-таки защищает от радиации получше, чем открытый Космос.
– Она это! тебе! (впервые на «ты» заговорил) сказала?
– Ты же знаешь Ее, – я вернул ему «ты», – скажет, не утаит, даже во вред себе.
– Да, все верно. Как и то верно, что вы будто специально посадили меня прямо на реактор. В этом летающем гробу.
– Я никого не сажал.
– Все равно – вы, белые. Ненавижу! Вам и это надо было отнять у нас. Всегда, давно ревновали. И были основания, ха, были!
– Были, да сплыли.
– Больше всего боялись догадаться, вспомнить, что первыми были вовсе не вы. Вам из цветных все бы должников– банкротов делать. Свои бы почаще вспоминали долги.
– Вы про какие там первые-непервые?
– А вы спросите у своих ученых: где объявился первый человек? И кто? В Африке. Черные – вот так. Женщина это всегда чувствовала. А вас бесило.
Это мы умеем лучше всего: всегда и во всем усматривать свою правоту.
И потому что – американец.
И что – черный американец. (А был бы белый, именно это зачел бы в свою пользу.) Вот и за африканскую радиацию-мутацию счет предъявил. От которой – ученых под конец осенило! – был, пошел будто бы первочеловек. Гомо прямоходящий, гомо умелый и прочее, и прочее.
Вот и это знание нам пригодилось. Кому только оно останется – все наследство человека разумного?
– Я и говорю… – Он как-то по-другому покосился на пистолет, взглядом заинтересованным и примеривающимся. – Долго пришлось нырять?
– Времени свободного у меня много. Искал и второй, может быть, еще найдется.
– Да, два удобнее. Если вы подумали про дуэль.
Слово «дуэль» предполагает «вы» – так-то действительно лучше. Но хорошо, что слово «дуэль» произнес не я. И все-таки ему не пришло на ум, что хочу его подстрелить по-гангстерски. И на том спасибо!
– Сколько осталось патронов?
– Шесть.
– Что ж, можно и одним обойтись, – то ли про пистолет, то ли про патроны. – Так говорите, младенец ваш? Только вот Мари-а – моя.
А я, нет, не я, кто-то во мне весело продолжил его слова: «…сказал плотник Иосиф Богу-Духу и… потянулся к пистолету», – я чуть не захохотал нервно, дико, когда увидел, что Третий как раз это и проделал: протянул руку небрежно, подчеркнуто неторопливо, как бы испытывая меня.