Пересилив себя, она отбросила гаденькие мыслишки. Колояр и так ради супруги готов пойти на монолитную стену. Мирослава не сомневалась, что он размажет Измайлова ровным слоем по земле и не поморщится. Только стоит ли мараться и ополчать против себя половину дворянского общества Москвы, да еще связанной с Долгорукими?
Княжна для себя давно решила поддерживать мужа во всем. Пусть и лежит между ними кровь родителей Колояра, пролитая родным дедом Мирославы. Она была проницательной особой и чувствовала, насколько тяжело яру находиться в окружении своих кровников.
Конечно, она не будет рыдать на груди мужа и просить прощения за содеянное. Это было бы неправильно по отношению к Колояру. Мирослава считала, что сумеет удержать его от необдуманных поступков. Желание человека, который делил с нею одну постель, отомстить и взять виру кровью, нисколько ее не пугало. Истинный виновник уже мертв, а отец всего лишь косвенно причастен к событиям в доме Волоцких.
Просто теперь она поняла мотив отца, круто изменившего свое решение выдать замуж младшую дочь за иностранца. И настоявшего на браке с Колояром. Она и была той вирой, которой князь Щербатов — ее родной папенька — расплатился за кровь Волоцких. Впрочем, еще одна причина тщательно скрывалась от родственников ее семьи. Но лежала она в иной плоскости, совершенно не затрагивая внутренних родовых разборок.
Решено. Она окружит его любовью и растопит лед мести в его сердце. Колояр умный мужчина, все понимает. Слишком тяжела ноша для одного человека. Долг чести требует наказания кровников. Но и Мирослава не желает терять своих родных, и найдет компромисс. Обязательно найдет.
— …насчет встречи с Анастасией Окуневой? — мой вопрос вывел княжну из глубокой задумчивости.
Девушка посмотрела, как в камине мягкий и животворный огонь мечется по березовым чурбачкам, потом затуманено взглянула на меня.
— А что не так с Анастасией? — спросила Мирослава. — Она же тебе понравилась. Сам не свой ходил. Обворожила, увлекла?
— Да как-то непонятно, — я задумчиво почесал висок. — Такие девушки становятся украшением великих родов, а ее мне предлагают. Вот и думаю, где подвох. В моем отказе или соглашении?
Мирослава пожала плечами, как будто говоря, что это не ее дело. Решение принимает муж. Но ее пальцы, лежащие на моем колене, вздрогнули.
— Как думаешь, три жены — не перебор? — закинул я удочку. Мне нужно вытащить Миру на откровение, иначе потом придется разгребать такие завалы, что авгиевы конюшни окажутся детским лепетом по сравнению с женским восстанием в доме Волоцких. У Мирославы нелегкий характер, это она сейчас вдали от дома ласковая и тихая, словно спящий вулкан. А когда шарахнет?