Мне кажется, Панкратов в не меньшем шоке, чем я сама. Даже захват ослабил.
— Пусти, — сглатываю. — Пусти ты меня уже, — толкаю его в плечо, чтобы уйти. — Ни убить меня, ни надругаться надо мной ты не можешь. Поэтому убери руки и дай пройти!
Храбрость окончательно поднимает голову. Расправляет плечи.
Я делаю глубокий вдох, протискиваюсь между ним и стеной. Подбираю с пола телефон и вполне обыденным шагом выхожу за дверь в полной тишине. Правда, в коридоре быстрее пули несусь в Леськину спальню.
Ненормальный. Толкаю дверь и сразу забираюсь с головой под одеяло. Тапки сбрасываю на пол уже из укрытия.
Меня трясет. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Что это было? Что за глупая реакция, Еся?
Переворачиваюсь на бок, засовываю руку под подушку.
Закрываю глаза и снова вижу его. Все эти мерзкие улыбочки, выверенные движения. Даже в ушах его голос. Я до сих пор это слышу. И чувствую прикосновение пальцев к собственным губам.
Его горячих пальцев.
Ненавижу.
Меня от него тошнит. Он мерзкий, гадкий, самовлюбленный индюк, которому снова стало скучно. И в моем лице он нашел лишь развлечение.
Правда, я еще не знаю, что скоро его в моей жизни станет слишком много…
— Еська! — взвизгивают Ленка с Катькой, не переставая орудовать ложками и поглощать рисовую кашу на молоке.
— Завтракать будешь? — мама бросает на меня беглый взгляд, переворачивая на сковороде очередной блинчик.
— Нет. Уже опаздываю. Забежала посмотреть, как тут дела.
Пришла удостовериться, что наша квартира в целости и сохранности после появления папаши. А тут — сюрприз. Оказалось, мама с девчонками вернулись еще ночью. Успели на последнюю электричку.
— Ты сегодня допоздна?
— Думаю, да. У меня репетиция, а потом на работу еще нужно.
— Будь осторожнее. По ночам домой возвращаться…
— Я все знаю, мамуль. Не переживай, у меня есть баллончик и электрошокер, — целую ее в щеку.
— Ладно, — поправляет воротничок на моей рубашке, — юбка-то совсем коротенькая, — качает головой.
Мама всегда хочет казаться строже, чем есть на самом деле.
— Бабье лето, — пожимаю плечами и заворачиваю блинчик с творогом в салфетку, поем по дороге на учебу.
Взлохмачиваю Ленкину карешку, за что получаю шлепок по руке, прежде чем выйти из кухни. На пару минут притормаживаю у зеркала в прихожей. Придирчиво осматриваю свой внешний вид в отражении. Подкалываю волосы шпильками на затылке, собирая незамысловатый пучок из ярко-рыжих прядей.
Честно говоря, в нашей семье густая огненная шевелюра досталась только мне. От отца.
В детстве я терпеть не могла свои волосы. Меня за них, конечно же, дразнили. А когда по весне нос и щеки покрывались веснушками, в общем, «рыжий-рыжий, конопатый» звучало из каждого утюга.