О Данилевском знали все в спортивной гимнастике. К своим подопечным он относился также как относились тренеры в Советском Союзе и Румынии в семидесятых. Безжалостно и беспощадно, не считаясь с чувствами и вообще не думая о том, что работает с живыми людьми. Но ни смотря ни на что, его ученики выигрывали золотые медали на олимпиадах раз за разом. Я была не из тех, кого пугали трудности и сейчас испытывала даже в некоторой степени азарт и предвкушение.
- Кроме Малевской, он не планировал больше никого тренировать, и ты должна убедить его в обратном. Точная дата приезда Данилевского еще не известна, сейчас заканчивается его контракт в США, после чего начнутся бумажные формальности здесь, в России, и он приступит к работе на нашей базе.
Вместе с тем, теперь мне стали ясны взгляды девочек в раздевалках, это был какой-то микс жалости и злорадства одновременно – не меня он выбрал.
- Будь готова к тому, что он тиран и моя школа по сравнению с его методами, это детский сад, - призналась тренер.
Данилевский не просто тиран, он чудовище, самое настоящее. Но если после него я выживу и приму участие в олимпийских играх, то несомненно стану чемпионкой.
- Хорошо, - кивнула я, и тренер безошибочно распознала в моих глазах решимость.
Возможно, будь на моем месте кто-то другой, перспектива работать до кровавых мозолей и пугала бы, но меня она будоражила.
Вечером я зашла в раздевалку, не ожидая в ней кого-то еще застать, потому что выходила из зала последней, но к моему удивлению на скамейке, прислонившись к шкафчикам сидела Катя. После душа, с еще влажными волосами и в повседневной одежде, очевидно, ее тренировка давно завершилась, и когда она увидела меня, то едва заметно вздрогнула. Зная её отношение ко мне, решила не лезть на рожон и игнорировала присутствие Сидоренко. Но когда я вышла из душа, Катя все так же сидела.
Она очень медленно встала, будто ноги ко мне не несли и подошла, сложив руки на груди в оборонительной позе, прислонилась к дверце соседнего шкафчика.
- Комар, - начала она, - я просто хотела сказать тебе спасибо.
Хмурюсь, не понимая ее, ожидая подвоха.
- За что?
- За Кирилла.
Пазл в голове начал складываться. Внимательно смотрю на девушку, осознавая, что не просто так тогда, в автобусе ею были произнесены те слова, не в ревности дело, а в личном опыте.
- Катя, он тебе что-то сделал?
Она тут же опускает глаза, но за секунду до этого я успеваю прочитать в них в то же, что видела в своем отражении, когда смотрела в зеркало - уязвимость.
Замечаю, как она теснее прижимает к себе руки, сжимая их в кулаки, словно от одних воспоминаний про Кирилла ей хотелось защититься. Кивает, не поднимая на меня головы, и я чувствую ее страх и беспомощность.