– Никого так не хотела убить, как тебя, Самгин, – со стоном признаётся она.
Придерживая её, переворачиваю на спину, оказываясь сверху. Смотрю на неё, упираясь руками по обе стороны от ее головы, совершая плавные толчки, растягивая удовольствие, почти покидая её тело и возвращаясь в него обратно.
– И я тебя больше всех на свете хочу уничтожить, – сквозь зубы отвечаю на её признание. Она изо всех сил обнимает меня своими тонкими руками, обхватывая ногами торс, словно желая глубже ощутить меня в себе.
– Ты предохраняешься? – спрашиваю, вспоминая, что без презерватива.
– Я больше не могу иметь детей, – тихо шепчет она мне на ухо, едва не заставляя меня остановиться от такой новости.
Когда кончаю в неё, она еще сильнее прижимается ко мне, поглаживая меня по голове, будто успокаивая норовистого жеребца, но каждая её ласка кажется неуместной, лишней в нашем соитии. Я убираю её руки с себя и поднимаюсь с кровати, не предоставив себе передышки, начинаю приводить одежду в порядок.
Соня наблюдает за мной, подобрав под себя ноги, не стесняясь своей наготы.
– Ты же знаешь, что таких сук, как я, нужно стерилизовать, – отвечает она на мой не произнесенный вслух вопрос о детях.
Самгин никогда никого не прощал, и если убивать за меня он перестал, то спустя годы прибег к использованию иных методов мести. Каждый из моих мужей в тот или иной период времени начинал терпеть неудачи в бизнесе, и я не сомневалась, что именно Анатолий приложил к этому руку.
Казалось бы, я должна злиться, впадать в ярость от того, что он разорял мою новую семью, вытряхивая из моего гнезда всё его содержимое, но каждый раз, узнавая о его вмешательстве в свою жизнь, я испытывала болезненное ликование от осознания, что всё еще не безразлична ему. Слушала сплетни заклятых подруг о нем, смотрела его фотографии с очередной пассией, сгорала от ревности и ненависти к нему и успокаивалась, когда муж шел ко дну.
Значит, помнит меня. Значит, я все еще не безразлична ему.
Лежа ночами с очередным опостылевшим мне телом, я вспоминала его руки, его губы и запах, его нежность и грубость, боясь даже самой себе признаться, какую огромную ошибку совершила. Но назад уже ничего не вернуть, такие, как Самгин, не прощают. Смог бы он быть со мной тогда, узнав всю правду, смог бы с тем же желанием смотреть на меня или испытывал бы куда большую брезгливость? Он не простит предательства.
Мне ничего не оставалось, как всю жизнь убеждать себя в том, что я поступила правильно.
И, увидев, каким вырос мой мальчик, я поняла, что, вероятно, не так уж и далека была от истины. Когда я получила от него приглашение на встречу, то не могла поверить собственным глазам, казалось, это лишь какая-то дикая, жестокая шутка. Клим никогда не искал со мной встреч, и если мы случайно где-то пересекались, не подавал вида, что мы имеем друг к другу какое-либо отношение.