Я пожала плечами.
— Что ты любитель полненьких?
Алек засмеялся.
— Нет, всезнайка. Это значит, что ты и так отлично выглядишь. Ничто из того, что ты делаешь, не может улучшить твою красоту, котенок. Ты от природы сногсшибательна.
Я уставилась на Алека и фыркнула.
— Я не буду заниматься с тобой сексом сегодня.
— Ты говоришь это каждый день и знаешь что? Мы все еще занимаемся сексом каждый день… если я не ошибаюсь два раза, три — если учесть прошлую ночь.
— Я поняла, — прорычала я. — У меня слабость к твоему члену. Не надо тыкать мне этим в лицо.
— Всегда есть необходимость ткнуть мой член тебе в лицо.
Алек произнес это с серьезным видом. Я же просто рассмеялась и покачала головой.
— Иди пригони грузовик, а я начну паковать вещи.
— Это внедорожник, — небрежно поправил меня Алек, проходя мимо и шлепнув по заднице.
Я вскрикнула, когда жгучая боль распространилась по моему заду.
— Это грузовик, а не внедорожник. Говори правильно, иначе я вышвырну тебя из страны.
Алек усмехнулся и направился по коридору в нашу спальню, где оделся. Не прошло и двух минут, как он вернулся в коридор полностью одетый и схватил ключи от своего недавно купленного внедорожника. Он был чертовски огромен, но это было то, чего он хотел, поэтому я молчала. В конце концов, это были его деньги — он мог купить все, что хотел.
Я четко обозначила границы того, что он может купить мне, хоть это и расстроило его.
— Я вернусь через час, — произнес он и надел куртку.
Я кивнула, когда открыла дверь холодильника.
— Веди осторожно.
— Я всегда так делаю, — ответил он. — Люблю тебя.
Я улыбнулась, сканируя содержимое холодильника.
— Я тоже тебя люблю.
С этим словами он вышел за дверь и направился к Кейну, чтобы они могли пригнать грузовик. Я огляделась в своей квартире и громко застонала. Мне очень хотелось, чтобы я начала собирать вещи в течение недели, когда Алек просил меня, но как только я оказывалась в своей письменной берлоге, меня было трудно вытащить из нее.
Алек это прекрасно знал.
Я просматривала правки к своему первому роману, который писала последний год. Я читала рукопись, должно быть, миллион раз и каждый раз что-то исправляла. Я постоянно что-то меняла, когда перечитывала его, будь то новое предложение или изменение одного слова, и меня это пугало. Я беспокоилась, что буду недовольна конечным результатом, когда, в конце концов, сама опубликую его, поэтому я продолжала откладывать.
Я отбросила мысли, которые в последнее время беспокоили меня, и, прислонившись к кухонной стойке, осмотрела гостиную. Проглотила печаль, наполняющую меня. Я жила в этой квартире с девятнадцати лет и теперь собиралась переехать в такой большой дом, что вся моя квартира могла бы поместиться в гостиной. Может, и не в гостиной, но определенно на половине нижнего этажа.