— Без адвоката я больше ни слова не скажу, — я скрестил руки на груди. — Где мой адвокат?
Сложилось впечатление, что эти двое пытались вывести меня на разговор о моей силе, но данный вопрос я обсуждать не собирался.
— Ваше право, — тон Сахарова снова стал равнодушным, будничным. — Если не хотите, чтобы убийцы вашего отца были найдены, можете и дальше упорствовать. Просто имейте ввиду, что для следствия важна любая информация, а вы таким образом следствию препятствуете.
— Не выйдет, — покачал я головой. — Я всё рассказал полиции и добавить мне нечего. Ещё вопросы есть?
Вопросы были, и меня стали мурыжить дальше. В основном спрашивали об отношениях с семьёй и пытались вытянуть всё, что я слышал от родни о делах Востряковых. Но поскольку я не слышал ничего, а если и слышал, то уже давно забыл, отвечал я так же, как и прежде.
— Спасибо за уделённое нам время, — произнёсла, Оболенская, когда вопросов больше не осталось. — На этом пока всё.
Она снова вызвала экран смарта, потыкала в него пальцем и убрала.
— А теперь давайте начистоту, — сказал Борис Сахаров. — Вы знаете, что вам грозит? Вы, будучи простолюдином, подняли руку на представителей пяти аристократических родов. Они добьются того, чтобы вас надолго упрятали в тюрьму. И Востряковы вряд ли вас защитят: им невыгодно идти против бояр, особенно сейчас, когда кто-то убил главу семейства.
— Я в курсе, — пожал я плечами.
— А вот ГСБ вас может защитить, — продолжал Сахаров. — Вот только и от вас кое-что потребуется.
— И что же?
— Сотрудничество. Мы хотим вам помочь, Артём, но взамен вы должны помочь нам.
— Нас интересует ваша сила, — перехватила эстафету Оболенская. — Если вы расскажете всё, что вам известно, и позволите сделать некоторые тесты, мы подумаем, как вам можно помочь.
— Заманчивое предложение, — ответил я. — Вот только всё, что мне известно, я уже раз десять рассказал полиции. Если интересно, спросите у них. Тесты мне тоже делали, пока в больнице лежал. А подопытным кроликом я быть не собираюсь.
— Где вы лежали?
— «Главмед» Востряковых, на Борисоглебской.
— У вас будет время подумать над предложением, — произнёс Сахаров, — и я бы посоветовал отнестись к нашим словам со всей серьёзностью, если ближайшие несколько лет не хотите провести в тюрьме, — он поднялся, Оболенская — тоже. — До свидания, Артём, точнее, до завтра.
Следователи вышли, и два полицейских в тёмно-синей форме повели меня обратно.
Оказавшись в уже опостылевшей одиночной камере, я вдруг понял, что эти двое из ГСБ — та самая соломинка, за которую надо хвататься руками и ногами. От Востряковых смысла нет ждать помощи, им сейчас не до этого, а разозлённые бояре сделают всё, чтобы упрятать меня далеко и надолго. Если ГСБ действительно поможет, то пусть обследуют, сколько хотят. Одна проблема: что-то мне подсказывало, обследованиями и тестами дело не закончится. И кто знает, на что я подпишусь, если соглашусь сотрудничать? Ясное дело, их заинтересовала моя сила. Не удивительно, если у меня активны четыре канала — это редкость большая. А если так, может, что интересное предложат? Мне сейчас такие покровители не помешают. Но опять же, непонятно: какие-то формулировки мутные. Я должен им чем-то помочь, сотрудничать? Это могло значить, всё что угодно.