— Динэй, если ты так давно решил взять меня женой, почему не сказал?
Он немного растерянно и как-то мило смутился, ему было явно непривычно признаваться в таком:
— Боялся… Вдруг ты почему-то сбежишь…Ты такая непредсказуемая. До сих пор не могу понять, почему ты тогда сбежала, да ещё и беременная…
Да уж, он и не поймёт.
Итак два мужа, но первый был хорош, но не мог быть со мной как мужчина, а второй — тиран и деспот.
Я продолжила размышлять дальше о двойном возмещении по всем пунктам моих прошлых желаний.
Отчаянно хотела ребёнка. Пожалуйста Вам — теперь два. Только один в соседнем королевстве. Второй — со мной, под сердцем. Тошнит каждое утро страшно!
Дальше. Хотела, чтобы мужчина был со мной заботливым, пушинки с меня сдувал. Вот тут и дошли до самого невыносимого. Вот тут этот мир перестарался! Или я, дура, зря об этом так сильно мечтала, когда лежала с температурой и не кому было даже суп лёгкий сварить, чтобы я не на пустой желудок лекарства глотала.
Теперь обо мне заботиться иногда сам король, но в основном, по его приказу, куча слуг. Я практически никогда не бываю одна. И пушинки сдувают человек десять, а, чувствую, могут и всем замком начать дуть.
Я мучениченски терпела эту гипер-заботу.
Но наступил день, когда мы должны были ехать на встречу с сыном, а король твёрдо отказался. Я плакала и уговаривала, потом ругалась и кричала, снова плакала, умоляла, пускалась на наши женские хитрости, всё, что придумала.
В общем, и мытьем и катаньем и всё в пустую. Король остался твёрд как скала: сиди дома, беременную в дорогу не пущу.
Во время моих попыток добиться своего он проявлял ангельское терпение, иногда, правда получал немалое удовольствие, но в последнее время, стал сдавать. Поэтому, потихоньку стал избегать меня и тогда я решилась на крайнее средство и объявила голодовку.
Уже неделю король лично кормит меня с ложечки трижды в день, бросая все свои королевские дела. Для окружающих, не знающих о причине моих капризов, я выгляжу невероятно избалованной. От поведения короля по отношению ко мне, вообще, весь замок в осадке.
Когда Динэй входит в комнату и берёт в руки ложку, я не смею ему сопротивляться, тупо страшно. Но больше никто, и ни под каким макаром меня поесть не смог заставить. Я тоже могу быть скалой, когда мне не дают с ребёнком увид