Темный, с прозеленью.
Возможности ответить, как должно у меня не было (а лучшим ответом на этот вопрос было бы — запустить в темного боевым заклинанием), поэтому я промолчала, и только любезно склонила голову, изображая разом приветствие и согласие.
— В таком случае, лирелей, позволь мне пригласить тебя на прогулку.
Лучшим ответом на это галантное предложение тоже стало бы боевое заклинание — но блокировка, но договоренности…
И я приняла протянутую мне ладонь.
Теперь прогулочным шагом мы шли вдвоем: моцион, променад и легкая безуминка в послевкусии всего происходящего.
И — вид, умопомрачительный вид, открывающийся со смотровой площадки Радужной башни.
Алиэто-оф-Ксадель оседлал доминирующую горную вершину, вырастая из нее естественным продолжением — и ниже, под замком, тело скалы было изрезано водопадами, вырвавшимися на поверхность по желанию древних темных, воздвигших замок.
Там, под нами, вода обрушивалась вниз множеством шумных потоков, между которыми, сквозь грохот и брызги, носились играющие виверны.
И над всем этим вставали радуги.
Я первая решилась прервать повисшее на смотровой площадке восхищенное молчание:
— Мэлрис… по поводу сотрудничества. Я хотела бы начать выполнять свою часть обязательств.
— Тогда расскажи о себе, Даркнайт Ирондель.
— Зачем? — внутри взметнулось что-то горячее, похожее на обиду, пусть мне самой было не ясно, на что она. — Зачем, Мэлрис? Какое отношение это имеет к безопасности Цитадели-над-Радугой?
Мэл наклонился вперед, опершись локтями на перила смотровой площадки, и вглядываясь во что-то внизу. И повторил, не глядя на меня:
— Зачем? Затем, что мне интересно. Ты давно рассказывала кому-нибудь о себе?
— Вербовка? — кротко вздохнув, догадалась я.
Мэл оглянулся, приподняв брови — а потом улыбнулся и кивнул:
— Она.
— Что тебе интересно обо мне знать? — я тоже оперлась локтями на перила, вглядываясь в мельтешение крылатых ящериц внизу.
Наверняка сейчас начнет выяснять, что я люблю — чтобы потом с этими знаниями очаровывать меня же…
— Что случилось с тобой и с сестрой после того, как отца казнили?
Это… это было так, будто меня ударила когтистой лапой одна из резвящихся внизу виверн: дыхание вышибло, глаза защипало, а за грудиной стало больно.
Слова подбирались медленно, неохотно — точно так же, как неохотно я сама возвращалась в то время. Пусть даже только воспоминаниями.
Слишком болезненным чувством утраты они во мне отзывались.
— Когда родителей обвинили в измене, нас обеих не было в Янтарном. Таура в этот момент заканчивала военный императорский университет имени Эзры Великого, по специальности “боевой маг”, а я с упоением ковырялась в любимой теории в академии Неце. Это два разных мира в сердце метрополии, далекие от нашей провинции. Я не знаю, как родителям это удалось, но они сумели предупредить наших наставников. Маги — это очень специфическое сообщество. Наставники встали за нас насмерть. Тауру засунули на боевую практику к оркам, связав магическим контрактом — и после этого до окончания практики покинуть мир Ор-Шао она не могла физически. Дознаватели вынуждены были сами к ней ходить… А орки — это орки. Они терпеть не могут людей, презирают империю и с пренебрежением смотрят на человеческую магию — но очень трепетно относятся к детям. Обвинять в чем-то Тауру, которая по их меркам еще не вышла из сопливого возраста, в мире Ор-Шау было бы чистым самоубийством. Ну а со мной на Янтарный попросту отправилась ректор, когда меня вызвали домой на… на следственные мероприятия. И не отходила от меня во время дознания ни на шаг. Держала при себе, как приклеенную. Ректор академии Неце — достаточно влиятельная персона для того, чтобы… избежать... перегибов.