Ангелы Эванжелины (Лис) - страница 123

— Вы же понимаете, что Эмерей этого так не оставит, — достаю последний козырь из рукава.

— Ох, милая, — протирает запотевшие стекла пенсне лекарь. — Слушание о твоей опеке назначено на четверг. Тогда-то все и выяснится. Но я в любом случае буду и ему рекомендовать эту процедуру для тебя. Ты, Эва, слишком нервная и импульсивная, легко впадаешь в состояние агрессии, кидаешься на людей, и меня беспокоит, что ты можешь неосознанно навредить себе и другим. Разве это нормальное поведение для молодой леди?

— Я ни на кого не нападала, — восклицаю, дернув запястьем и внезапно почувствовав, что ремень слегка ослабел.

— Эванжелина, ты и сейчас ведешь себя агрессивно, — поднимает брови врач. — Но поверь, тебе нечего бояться. Операция легкая и безболезненная. Ты даже не почувствуешь моего вмешательства. Тебе станет сразу же легче, а эмоции, терзающие твое сознание, утихнут.

Предпочитаю промолчать, понимая, что все, что я могла, уже сказала. Впрочем, новые доводы и аргументы все равно будут Куинкеем проигнорированы. Он так уверен в своей правоте, что даже мысли не допускает о своей возможной ошибке.

День тянется медленно. Меня так и не развязывают, и приходится час за часом смотреть в потолок, изучая на нем каждую трещинку, каждое пятнышко. Но я не валяюсь без дела. Ослабевший ремень вселяет надежду в мое сердце, и на протяжении всех этих часов одинокого лежания в кровати, я методично и весьма успешно его продолжаю расшатывать. Кожаный крепеж поддается слабо, но все же поддается. Сама не знаю, зачем это делаю, ведь уверена, что Теодор меня успеет спасти и дело в суде с блеском выиграет, но, освободив запястье, чувствую небывалое облегчение. Второе уже развязываю без особых проблем, немного провозившись с защелкой на ремне.

Вся эта нехитрая процедура освобождения занимает у меня почти весь день, и теперь за окном мерцают звезды. Пациенты сладко спят, персонал тоже, надеюсь, дремлет, несколько часов назад совершив вечерний обход.

Почему-то внутри нарастает беспокойство, понукая совершить побег. Первое, что я делаю, когда начинаю свободно владеть руками — это вновь пробую замедлить время, но у меня почему-то по-прежнему это не получается. Я, естественно, расстраиваюсь, дар мне основательно бы помог убраться отсюда, но грустить времени нет от слова совсем. Беспокойство перерастает в тревогу, и интуиция благим матом орет, что пора уже отсюда делать ноги.

Осторожно подхожу к двери и поворачиваю ручку. Коридор слабо освещен, по стене бегают алладисы, но самое главное, что я никого из работников клиники не вижу. Дорога свободна.