Беседа со следователями немного затягивается, и хоть я могу поведать совсем мало, но по моей указке двух добросовестных санитаров тоже забирают. Сомневаюсь, что они были не в курсе, какие делишки прокручивал уважаемый врач под покровом ночи. Не удивлюсь, что какой-то небольшой долей левого заработка он делился с этими бравыми работниками.
Домой меня против воли забирают, когда я уже начинаю откровенно клевать носом. Мои гордые возражения перебиваются широким зевком, который прикрыть ладошкой просто-напросто не хватает сил. А в карете и вовсе засыпаю, еще сквозь сон чувствую, что Теодор меня берет на руки и куда-то несет, сквозь ресницы угадывается фасад столичного дома, ранее принадлежащего Хендрику, знакомые лица дворецкого и парочки служанок, выбежавших нам на встречу, а вот комнату я не узнаю от слова совсем. Но в сей момент меня это ничуть не беспокоит, поскольку сон уже полностью овладевает моим сознанием.
Утро наступает поздно, когда солнце уже достаточно высоко поднимается на небосвод. Я с наслаждением потягиваюсь, ощущая как все косточки становятся на место. После двух дней в связанном положении, спать так, как хочется телу, великое благо, так же как и потягивания.
— Доброе утро, леди Эванжелина, — в дверь заглядывает служанка.
— Доброе… э-э-э… — пытаясь вспомнить имя девушки, сажусь на кровати и спускаю ноги на пол.
— Меня зовут Рита, — ничем не высказывает удивления моей забывчивости горничная, в этот момент открывающая тяжелые парчовые шторы, впуская в спальню утренний свет. — Принести Вам завтрак? — спрашивает она, широко улыбаясь.
— Неси, — киваю я, ощущая как громко начинает урчать в животе при одном упоминании о еде.
Девушка тут же скрывается, а я изумленно оглядываюсь, замечая незнакомую обстановку вокруг. Комната явно мужская, обставленная со вкусом и любовью. Деревянные панели, темные шторы, массивная дубовая мебель и пушистый ковер на полу. Не думаю, что это спальня Хендрика, скорее всего Тео меня принес в свою. Но где же он сам?
Пока жду служанку, решаю освежиться и хоть что-то накинуть на себя, ибо на мне вместо ночнушки батистовая мужская сорочка, а забирал меня Тео из лечебницы в больничной рубашке, которой я, слава Богу, нигде не вижу. Хорошо бы ее сжечь, чтоб больше на глаза не попадалась.
Ванная находится довольно-таки быстро, как и теплый бархатный мужской халат, в который я сразу заворачиваюсь, не желая никого смущать своими голыми коленками. А, умывшись холодной водой и почистив зубы мятным порошком, и вовсе чувствую себя ожившей. Только вот девушка, глядящая на меня из зеркала, по-прежнему выглядит так, будто по ней проехались асфальтным катком: бледная, с тусклыми волосами, синяками на пол-лица и потухшими глазами. Мне кажется, что я даже чувствую тошнотворный больничный запах, исходящий от моей кожи и волос. Быстро срываю с себя одежду и ступаю под душ. Только сейчас до меня полностью доходит, чего мне удалось избежать, и под горячими струями воды меня начинает потряхивать, словно в ознобе. Включаю напор посильней и до боли скребу себя мочалкой, пока кожа не начинает гореть и саднить, только тогда нахожу в себе силы выбираться из душа и, вытершись полотенцем, взятым из аккуратной стопочки на тумбе, снова заворачиваюсь в халат.