— Эй, красавчик! — Попытки растоптать и показать, кто здесь главный, начались после обеда, когда Крис, впихнув в себя желеобразную кашу, ждал звонка, означающего конец приёма пищи. К нему вразвалочку приближались трое: белые, крупные, с наглыми ухмылками на лишённых интеллекта лицах. Крис напрягся, чувствуя каждую мышцу на спине, и поднял спокойный взгляд — в своих силах он был уверен настолько, насколько это вообще возможно здесь.
— Ты посмотри, какие глазки! — Один опустился рядом на лавку, наклоняясь и заглядывая в лицо. — Кажется, моё сердце разбито!
Его друзья заржали, толкая друг друга, заключённые, сидевшие поблизости начали потихоньку рассасываться, освобождая место.
— А что прячется под этой рубашкой? — Рука потянулась к груди, в попытке проникнуть между пуговиц, но Крис резко перехватил за запястье, надавив большим пальцем на вену. Мужчина взвыл, делая стремительный выпад второй рукой, но и она оказалась в цепком захвате.
— Если хочешь найти себе девочку, то обратился не по адресу, — спокойно сказал Крис, не сводя убийственно холодного взгляда. Дружки заворочались, не спеша подходить, а Крис, откинув от себя чужие руки, поднялся, машинально отряхнувшись, и пошёл к выходу.
Второй раз к нему подкатили в душе, на этот раз двое. Действовали молча, били тихо, пока Крис пытался промыть глаза от мыльной жгучей пены. Первый удар пришёлся по почкам, и тут же, не давая оправиться, в солнечное сплетение, заставив согнуться. Избивали быстро, со знанием дела, и когда ушли, он ещё минуту лежал, пытаясь отдышаться, глядя, как кровь, смешиваясь с водой, утекает в слив на полу. Злости не было, было отчаяние, тоскливое, глухое. Кому в этой клоаке понятны слова о достоинстве, правилах, чести? Здесь своя честь, свои правила, а достоинство — непозволительная роскошь, которую очень легко потерять.
Всё решилось во дворе на четвёртый день заключения. Крис угрюмо сидел на столе, наблюдая за игравшими в баскетбол, когда к нему подошёл знакомый мексиканец. Присел рядом и хмыкнул:
— Здорово тебя отделали, а?
Крис покосился на него, не пытаясь выяснить, откуда узнал. Здесь каждый чих разносился по всей тюрьме, не стоило и стараться что-то скрыть.
— Меня, кстати, зовут Тони. — Мексиканец протянул руку. — Ты ведь Крис? Я про тебя слышал, ты убил свою жену, да?
Отвечать не было смысла, вопрос явно бы из разряда риторических.
— С тобой хочет поговорить большой человек. Пойдём.
Отнекиваться тоже было бессмысленно — если кто-то из державших порядок что-то решил, то личные предпочтения отходили на десятый план. Крис и Тони пересекли двор и остановились у лавки, на которой, развалившись, сидел сухопарый татуированный мужчина лет шестидесяти.