Амир не спал, он открыл сразу же, как только я постучала.
Пропустил вовнутрь и предложил присесть.
— Что, прощаться пришла? — когда мы стали настолько близки, что он смог считать мое намерение только по моему виду?
— Но ты же не бог, — возмущенно высказала претензию в ответ.
— Еще чего, — зачем мне должность, от которой неприятностей больше, чем удовольствия. Даже представлять не хочу.
— А возможности? — я попыталась указать ему и на положительные стороны собственного статуса.
— Какие возможности? Вот ты, Кирка, за всю жизнь свою божественную, хоть раз была счастлива настолько, чтобы кроме выполнения своих должностных инструкций от порыва душевного сотворить что-то этакое?
Я посмотрела на него обиженно, он что ж думает, что я не испытывала счастья?
Вот как он может так перенаправить мое намерение в совершенно другое русло, возмущалась сама про себя, перелистывая моменты жизни. Перелистывала и зверела. Потому что с натяжкой можно было считать счастьем мое детство. С большой натяжкой, потому что уже тогда мне втолковывали, как круто быть богом. Немного счастья я испытала тогда, когда держала на руках собственную дочь, но оно казалось мимолетным, так как слишком быстро та упорхнула по дороге, которая скорее уводила от отчего дома.
Мне было безумно страшно осознать, что только здесь, когда лишилась всех божественных сил, я вдруг совсем на чуть-чуть, в масштабах божественной жизни, испытала ни с чем не сравнимое женское счастье.
Я облизала губы, как наяву вспомнив все то, что мне подарил Сома.
Амир все это время следил за выражением моего лица, словно судья, или священник, волею судеб оказавшийся на моем пороге перед возможной смертью.
— Вспомнить есть что, а счастьем назвать нечего? — подвел он черту под моими метаниями.
— Можно подумать, что у тебя счастья в жизни было много, — буркнула обиженно.
— Ну почему было, — он улыбнулся так понимающе, что мне вдруг захотелось его стукнуть. Да посильнее. — Хочешь и с тобой поделюсь, чтоб ощутила, что теряешь?
Я не успела ни согласиться, ни отказаться.
На нас двоих спрыгнула откуда-то сверху тушка Юи-Юи, и закашлялась, бодаясь и уворачиваясь. Мы оказались на полу, в переплетении лап, рук и ног.
— Фу, — ругался, похохатывая Амир на своего питомца, а она остервенело пыталась дотянуться до наших лиц языком, как большая летучая кошка.
В какой — то момент она умудрилась прижать нас своими каменными лапами и все втроем устало задышали.
Глядя на лицо расположившегося напротив через голову горгульи Амира, я вдруг всего на секунду усомнилась в решении, оставить его здесь, на планете. Но мне слишком сложно было бы отвлекаться на смертного там, посредине космического вакуума.