Элеонор смеется и тяжело дышит, ощущая, как плавно спускаются вниз его губы.
- Так! Ну-ка стой! - и она отрывает его от себя, поднимает его лицо вверх, садится. - Я уже не та шалава, что была согласна быть частью вашего с Бруно прайда и сосать у одного, пока второй берет меня сзади.
- Я…
- И не потерплю измены, Маркус. Знаю, что ты давно не помнишь, что такое верность, но… - она поднимает руку, на которой тут же сверкнуло обручальное кольцо, - раз уж ты пошел на этот шаг, о котором я тебя совсем не просила, то прошу, чтобы все было по-настоящему. Только ты и я. С этого момента ты — единственный мужчина в моей жизни. Я тоже… хочу быть единственной. Быть может… даже смогу тебя полюбить.
- Как пожелает… моя графиня, - тихо говорит он ей, глядя в глаза.
- Смотри. Ты дал слово. Смекаешь?
Маркус улыбается.
- Изменишь мне — и я тебе член откушу. Вместе с яйцами. И съем.
- Это… жутко. И это… - он улыбается еще шире, - возбуждает.
- Тогда… - она переворачивает его на спину и стягивает вниз брюки, - если мы договорились…
Маркус запрокидывает голову назад и блаженно выдыхает, закрыв глаза.
***
- И куда же ты держишь путь теперь? - спрашивает у Освальдо его собутыльник, и зеленоглазый толстяк громко смеется.
- А куда может держать путь обычный купец, как я, под завязку закупившийся в порту Голденхэйвена?! Они оба сидела за столиком в придорожной таверне «Глазница циклопа», расположенной прямо на перекрестке. Здесь купцы могут переночевать, а с утра продолжить свой путь. То же планировал сделать и Освальдо. Но перед сном хотел залить брюхо пивом и снять шлюху. Тогда к нему и подсел этот Роджер, а теперь они разговорились.
- В Айронхолл, конечно же! Брат, даже если я оставлю половину выручки в айронхольском борделе — оно того стоит! Поверь! Одна ночь с любой местной женщиной — и ты будешь помнить ее до конца своих дней. До самого… последнего вздоха.
Роджер улыбнулся, слушая эти слова зеленоглазого толстячка. И ведь как этот торгаш был в тот момент прав. Он и правда до своего последнего вздоха будет помнить ту златовласую красотку, вытворявшую с его членом чудеса. А последний вздох ему суждено было сделать этой самой ночью...
- Счастливого пути, Освальдо! - говорит утром трактирщик, провожая постоянного гостя и махая ему рукой.
- И тебе счастливо оставаться, Джеймс! - машет рукой ему Освальдо, а затем выходит из трактира, идет к своей повозке, забирается внутрь (гораздо более умело, чем делал это прежде, как отметил сторож Билли), и берет вожжи. Бьет ими коней — и плавно покидает территорию трактира.