Вступать в перепалку с зазнавшимся юнцом, облеченным властью, — неразумно.
Я должна решить этот вопрос. Я — единственный человек, которого Север наделил достаточно властью, и Буря ее признает. С трудом, но признает. Законы и правила просто так не стираются из памяти, даже когда дом, где их чтут, разрушен.
Чуть поворачиваю голову и замечаю пристальный взгляд Геранта. Тяжелый, раскаленный и пытливый. Он пробирается под кожу, поглаживает нервы и рассыпается по мускулам жаркими колючками. Мне рядом с ним спокойно. Ничего в душе не вздрагивает, ладонь не тянется к револьверу, когда двоедушник двигается, не хочется отстраниться, когда он резко поднимает руку, чтобы отбросить назад непокорные волосы. Я не чую опасности. Знаю, что он, несомненно, может причинить вред, но не здесь и не нам.
На чьей ты стороне?
Не нужны слова. Можно просто заглянуть в его глаза, чтобы мысли прочитать.
Не спеша поднимаюсь, встаю к нему спиной. Это, наверное, единственный жест, каким я могу выразить свое доверие, а Буря, поняв, что поддержки не дождется, медленно наливается яростным багрянцем.
Я на голову ниже его ростом, вдвое легче, но сейчас во мне столько болезненной тоски и безразличия, что не страшно столкнуться с его яростью. Я уже побеждала его в тренировках. И он об этом помнит.
Нашего дома больше нет — разве Буря не понимает? Севера больше нет…
И мир уже не тот.
— А ты не забыл, что твой отец не поддерживал такие меры? Чистота крови и души для него ничего не значили, — не замечаю, как повышаю голос, как стискиваю кулаки до острой боли в ладонях, — между прочим, Буря, тебе стоило бы вспомнить, что и во мне есть чужая кровь. И ты принял мою власть в Доме когда-то, а теперь говоришь мне о чистоте? Ты не забыл, что происхождение не спасает от камкери и их проклятья? И не забыл ли ты, что этот корабль должен доставить нас в безопасное место? Даже если им управляет порождения Яшана Яростного, мне плевать!
Буря открывает рот, но я не даю ему договорить.
— Просто сядь и… замолчи. Прояви уважение к выбору отца, хотя бы сейчас.
Буря фыркает и отступает, скрещивает руки на груди.
— Что еще я мог услышать от полукровки, — бросает презрительно и вальяжно разваливается в свободном кресле.
Потираю переносицу и сажусь на место. Расфокусированный взгляд блуждает по панели навигации и наталкивается на несколько размытых зеленоватых точек.
— Ваши друзья-камкери не собираются отставать, — хмыкает двоедушник.