Я снова хмурюсь, и он торопливо добавляет:
— Простите, сударыня, но ничего другого я уже не придумаю. Эта версия может объяснить ваш акцент и не вполне свободное владение французским языком. Что же касается другой должности — королевского бухгалтера — на которой вы продолжаете настаивать, то со всей ответственностью заявляю вам, что это невозможно! Быть может, в вашем времени это в порядке вещей, но у нас в Тодории женщина не может занимать никаких постов при дворе, кроме тех, что связаны с пребыванием при королеве или принцессах. Поверьте, быть статс-дамой весьма почетно. Эта должность не связана с выполнением каких-либо обязанностей — она всего лишь обеспечивает определенный статус при дворе. Возможно, я сумею добиться для вас даже чина гофмейстерины — дама, занимающая эту должность сейчас, уже немолода.
Я негодующе фыркаю — я плохо разбираюсь в придворных чинах, но понимаю, что всё, что он мне предлагает, связано с прислуживанием женской части королевской семьи.
— Послушайте, сударь, а давайте мы немного дополним вашу легенду! — предлагаю я. — Разве не логично, что после смерти моего дражайшего супруга все заботы по управлению имением и несколькими мануфактурами (а почему бы нам не владеть и ими?) легли на мои плечи? И я блестяще справилась с этим и превратила убыточное поместье в процветающее, а потом продала его с большой прибылью, что и позволило мне прибыть ко двору его величества. И разве не благородно с моей стороны предложить королю помощь именно в финансовых вопросах?
Месье Амбуаз хватается за голову.
— Вы требуете невозможного, сударыня! Даже если бы вы с успехом управляли целым штатом в Америке, государственный совет Тодории не утвердит вас королевским бухгалтером.
— Только потому, что я — женщина? — я задыхаюсь от возмущения.
Граф разводит руками:
— Простите, сударыня, но да. Поймите — в нашей стране есть определенные традиции, нарушать которые недопустимо.
— Даже если речь идет о банкротстве Тодории? — изумляюсь я. — Что произойдет, если вы не сможете заплатить по долгам?
Он вздыхает:
— Тодория потеряет свою самостоятельность. Боюсь, мы вынуждены будем стать частью Франции.
Я вижу в его взгляде печаль и некоторые сомнения и восклицаю:
— Уверена, ваше сиятельство, вы, как истинный патриот своей страны, сумеете что- нибудь придумать! Поговорите обо мне с его величеством — ведь если Тодория перестанет быть суверенным государством, он перестанет быть королем.
Помпиду, наконец, решается:
— Хорошо, сударыня, я попробую. Но, сами понимаете, от меня мало что зависит. Я расскажу его величеству, что в Тодорию прибыла вдова маркиза д’Аркура, которого я некогда хорошо знал. И что вы, сударыня, имеете опыт управления большими капиталами.