Сюзанна смотрит на меня с удивлением. Похоже, такая мысль даже не приходила ей в голову.
– Но зачем, милочка?
Действительно, зачем? Гораздо приятнее думать, что всё в порядке. Быть членом попечительского совета необременительно и почетно. Хотя с чего я взяла, что мадам Помпиду не права? Возможно, в маленькой Тодории все на виду, и о детях в приюте действительно заботятся.
– Если хотите, мы можем съездить туда завтра, – предлагает граф.
Кажется, он чувствует себя виноватым из-за того, что никогда не пытался проследить за теми средствами, что отпускает приюту его министерство.
Если он надеялся, что я откажусь, то я его разочаровываю.
– Отлично, ваше сиятельство!
Сюзанна неодобрительно качает головой, но на следующее утро присоединяется к нам, хоть и заявляет, садясь в карету:
– Быть может, мы лучше поедем в галерею?
Здание приюта располагается в другой – судя по всему, рабочей, – части города. Темная краска на фасаде, скрипучие ворота, из которых высыпает на улицу стайка грязновато-бледных босоногих малышей. Не знаю, в чём появлялись они перед своими попечителями, но явно не в том, что было на них сейчас.
Графиня в ужасе отступает в сторону, когда один из мальчишек пробегает по большой луже перед воротами, и во все стороны разлетаются холодные брызги.
Мы входим внутрь, и дыхание спирает от тяжелого запаха. Здесь пахнет несвежим бельем и скисшими продуктами, и Сюзанна брезгливо морщит нос.
Граф тоже в шоке, и когда на звук открытой нами двери по внутренней лестнице сбегает высокая женщина в строгом синем платье, он награждает ее свирепым взглядом.
– Ваше сиятельство! – лепечет она. – Чем обязаны?
Но он не считает нужным отвечать. Мы идем по темным коридорам, заглядывая в каждую комнату. Несколько спален с рядами детских кроваток, на которых даже нет матрасов – только набитые сеном подушки и грязные, с заплатами простынки. Кухня с большой печью, на которой в кастрюле варится жидкий суп, от запаха которого меня начинает тошнить.
На что они тратят те деньги, что отпускаются из казны? Похоже, этот же вопрос волнует и месье Амбуаза. А когда мы видим, как в сыром и холодном помещении мастерской худые, без тени румянца на лицах мальчики лет десяти орудуют тяжелыми, не предназначенными для детских рук инструментами, граф разворачивается и идет к выходу.
– Ваше сиятельство! – женщина бежит следом. – Мы не должны их баловать. Это дети улиц! Они не умеют носить хорошие платья!
Граф останавливается.