— Чего ему от тебя надо-то?
— Хочет, чтобы я человеком стал.
— А ты разве не человек?
— Человек... Но он хочет, чтоб я с большой буквы был.
— И ты хочешь?
— Не-е...
— Ну дак чего он тогда?
— Кто его знает,
— То-то и оно!
— Да он сам втрескался тут у вас в медичку одну, а на мне зло срывает.
— В какую медичку?
— Которая уколы делала.
— Ой, в Настю? Дак ведь она за Минькой Синицыным бегала, за Пашкиным братом. А он уехал...
— Ну и что из этого?
— Как что? Жалеет, поди-ко.
— Это худо...
— Да я не знаю, может, она уж Миньку-то и не ждет боле. Может, все еще у них и выйдет. Как у нас...
Они немного пошептались и затихли.
«Неужели целуются, сопляки?» Но было тихо. «Как она меня?» — подумал Миша и, озадаченный, пошел дальше.
В сенях он встретился с Марфой Никандровной. Она только что вернулась с реки и принесла на коромысле белье. Зимой здешние бабы приносили белье домой иа коромысле, отжав на берегу только большую воду, а потом на веревке подвешивали его к потолочному крюку и под стекающую с белья воду ставили кадцу.
В избу зашли вместе.
— Ты не к Марийке ли ходил?
— К ней.
— За хлебушком... — посмотрела Марфа Никандровна на буханку. — Что-то она тебе дала подзапаленную маленько. Ну да в потемках съешь. Ватага-то вся у них дома?
— Дома.
— Ой и ватага! — протянула Марфа Никандровна, развязала платок и села на лавку. — На эту ватагу колобан-то хлеба пока только режешь, не успеешь глазом моргнуть — уж подчистили. Ну, теперь уж Марийка боле не принесет, все выносила, и за нас отстаралась с Таиской. Ведь одиннадцать робенков на своем веку принесла. Вишь вот, токо четырех-то бог прибрал еще в те годы, а несытые-то. Устала и сама Марийка от родинов. Последним-то забеременела, хотела пойти на Борок оборт и делать. Не дал Петька. Всех посадил за стол ребятишек-то и говорит: «Ну, выбирай любого, которого выберешь — того и бей!» Она на него: «Ты, — говорит, — что, ополоумел?» А он ей: «Ну вот: этих жалко? А ведь там такой же человек! Рожай, всем хватит свету белого. А что, как сама зачахнешь? Нет уж, — говорит, сделаешь оборт, так дому не хозяйка и мужу не жена. Здоровье-то один раз приходит». Так и не дал. Вот Васька-то и народился.
— Ай да Петя! — удивился Миша. — А с виду и но подумаешь.
— Петька, он такой, — с гордостью сказала Марфа Никандровна, — только сейчас-то худой стал, все в лесу ломается. Да и Марийке достается досыта. Тоже не цветна стала. Сама на скотном дворе бьется, да и дома дела выше головы. На корову-то каждый раз накосить надо. Везде-то уж, везде, под каждым кустиком выстригет. И ребятишек-то с собой заберет, мало ли надо травы на нашу зиму? Вот насвязываст веревкой-то им сена ношины по пять да кому по десять фунтов, и понесут один по заодному... Ой, лучше не вспоминать, да сердце не надсажать!