Миша Колябин вышел на крыльцо, посмотрел в поле и увидел сквозь надвигающиеся сумерки ясный горизонт. Он с минуту постоял, потом с буханкой, зажатой под мышку, сбежал с крыльца и не торопясь направился к себе. Проходя мимо дома Вани Храброго, он услышал голоса и замедлил шаг.
«Видно, снова стосковался по дому, решил наведаться», — подумал он.
Но голоса были невзрослые. Прислушавшись, Миша узнал нетвердый басок брата.
— Ты же его не знаешь, так чего говоришь?
— Как не знаю? Я же вижу, не слепая. Зачем он к тебе все придирается, никуда ходить не дает...
— У меня двойки были.
— У всех двойки бывают. Дак уж из-за этого все и терпеть.
Миша узнал собеседницу Игоря — Таню, старшую дочь Марийки и Пети.
. Он обратил внимание на эту девочку еще на расстиле льна — вежливую и опрятную. Вид у нее часто был озабоченный, а глаза такие же большие и добрые, как у матери, но в глубине их таилась какая-то недетская серьезность.
Дома Таня во всем помогала матери: ухаживала за скотиной, занималась уборкой, возилась с младшими братьями и сестрами.
Как-то положили Марийку в Борковскую больницу, ошпарилась она у печи маслом. Недолго полежала там, переспала ночь и на другой день к вечеру явилась в Заполье с перевязанной рукой. Соскоблила о голик у порога грязь с сапог и только вошла в избу — ребятишки бросились к ней, обхватили ноги, закричали: «Мама пришла! Мама пришла!» — и стали развязывать узелок, который она положила на крашеную табуретку. Там был белый хлеб. Марийка велела Тане отрезать всем по куску.
— А преников не принесла? — спросила Маня.
— Нет, Манюшка. Не было их ноне в магазинчике, милая. Вот пойду в Верховино, обязательно куплю пряников. Орешков дак вот принесла... — и она достала из кармана полную горсть сухих сливовых косточек.
— Компотом поили, дак жижицу-то я сама выпила, а орешки вам прибрала. Там их много всегда остается...
Ребята разобрали орешки и принялись грызть, Марийка погладила Маню по курчавой головке, потом вынула здоровой рукой из своей головы гребенку и стала ее причесывать, сидя на краешке табуретки.
В доме все ладно: и печь вытоплена, и ребятня накормлена, и выметено изо всех углов. Марийка достала из кармана пальто сверток.
— Это тебе за работу, — сказала она Тане. — За домовничанье.
— Ты чего, из больницы-то убежала, что ли, мамуля? — Таня развернула сверток и увидела новые тетради и карандаши.
— Убежала, Танька! Чего я там прохлаждаться буду. Не такая у меня болезнь. Дома долечусь. Да и тебя от школы оттягивать нехорошо.
— Я бы догнала...
Миша знал о девочке много хорошего, относился к ней с большим вниманием и теплотой и теперь, поняв, что разговор идет о нем, прислушался.