И тогда я в полной мере осознала, что я полотерка, по какому то недоразумению попавшая за барский стол. Роскошь этого места подавляла, несмотря на то, что из ложи мне не было видно других гостей. Зато было видно сцену. Девушка, что на ней пела, та самая красавица, безотрывно смотрела на нас. Рука так сильно сжимала микрофон, что костяшки побелели. Я вдруг представила, как она микрофоном этим в меня кинет и вжала голову в плечи.
— Ну, как она тебе? - усмехнулся Шерхан угадав, куда смотрю.
– Красивая, - вежливо ответила я.
– Других не держим. Вино пей.
Вино алело передо мной в бокале на высокой ножке. Правила приличия требовали хотя бы пригубить, но я медлила.
— Я пью только разбавленное водой, — наконец, шёпотом сказала я.
Шерхан выругался, но плеснул мне в бокал воды почти доверху и я сделала глоток. Вино было сухим и терпким. Бокал я отставила - больше пить не стоит. Да и как вообще можно пить и есть, когда девушка со сцены так смотрит?
— Теперь что не так, Белоснежка? - спросил Шерхан.
Я смотрела на салат и краснела. Салат из морепродуктов безусловно был вкусным, но…
– Здесь нет вилок для мидий, - ещё тише , чем прежде выговорила я, мечтая провалиться сквозь землю.
Шерхан посмотрел на телефон, он часто смотрел, словно звонка ждал, и все равно ему было, что это неприлично, и махнул рукой. Официантка за его спиной выросла почти мгновенно.
– Какого, — следом весьма неприличное слово, - скажите мне, в нашей богадельне нет вилок для мидий? Выпускница из пансиона для благородных девиц пожрать по-человечески не может.
— Сейчас спрошу на кухне, - вспыхнула официантка.
Я больше не хотела провалиться под землю. Я хотела умереть. Нужную вилку мне принесли уже через минуту, и те же правила приличия диктовали есть - ведь столько из-за меня суматохи, словно, сложно мне было поесть другой вилкой?
В этот момент у Шерхана зазвонил телефон и про меня все забыли.
– Да? - коротко бросил он.
И лицо его окаменело. Зубы стиснул так, что я слышала, как они скрипнули, а на скулах заиграли желваки. Он встал, возвышаясь надо мной, над всеми, над всем этим миром. А потом пнул стул. Стулья были добротные, из мореного дуба, такие сотни лет прослужат, в хорошей мебели я разбираюсь. А этот сдался под напором мужчины и, жалобно заскрежетав, сломался.
И в зале сразу тихо стало, даже певица смолкла.
– Пой, - сказала Шерхан зло.
И она запела, а голос дрожит. Шерхан ушёл, и я, стараясь быть незаметной, но казалось — все на меня смотрят. На полотерку, что ужинала с хозяином. Я бегом в раздевалку - отсидеться.
Плакала, спрятав лицо в ладонях, когда дверь скрипнула.