Необузданный страх парализует, не давая соображать; все силы уходят на крик. Наконец, едва справляясь с собой, забегаю в комнату, закрывая дверь, готовая расплакаться от охватившего ужаса. Ни за что не выйду отсюда! Может, они вылетят в распахнутое кухонное окно? Пульс частит, и я все еще слышу тихое трепетание крыльев насекомых, — звуковые галлюцинации?
Или все, что сейчас было со мной — тоже галлюцинации?
Нет, бабочки точно были!
Дурацкий, дурацкий сюрприз! Терпеть не могу, боюсь их. Противные, мохнатые, скрывающиеся за красивыми крыльями, твари. Решаю позвонить Ивану и сказать, что в следующий раз стоит спрашивать, прежде чем делать такие неожиданности, но вспоминаю, что телефон так и не нашла. Спасибо, хоть не гусеницами… Меня бьет крупная, нервная дрожь.
… На кухню захожу, когда на улице уже темнеет, с опаской, вооружившись тряпкой и готовая отбиваться от них. Да, выглядит смешно и глупо, но я не выношу насекомых ни в каком виде, а уж летающих — и подавно.
Кухня чиста, только коробка на столе напоминает, что произошедшее — не выдумка, не бред. Заглядываю внутрь и отшатываюсь: на красном бархате подложки, ровно посередине, находится бабочка, с большими синими крыльями, пришпиленная аккуратной булавкой с наконечником в виде алого камня. Под насекомым подпись, распечатка на тонкой полоске бумаги, имитирующая рукописный шрифт. «Morpho didius», — значится на ней. Я смотрю на бабочку, и не могу оторваться: левое крыло синего цвета к краям переходит в коричневый окрас. Точно так же, как и у глаз Ивана.
Мне не хватает воздуха. Я не могу отвести от проткнутой насквозь бабочки взгляда. Снова становится страшно, но на этот раз — дико, так, что я даже не слышу криков голосов. Скидываю со стола коробку, вместе с ее содержимым, и в этот момент дуновением ветра вверх взлетает занавеска, опускаясь на меня, накрывая, словно белым похоронным саваном. Это оказывается последней каплей, и я опять кричу, закрывая лицо, топая ногами, а после выбегаю босиком на улицу, под моросящий дождь.
Чтобы отдышаться и взять себя в руки, мне требуется пару минут, после чего я спешно возвращаюсь назад, пока Ване ни один из соседей не доложил, что квартирантка его сходит с ума, будя всех криком и шастая по улице без обуви.
И ведь самое обидное, будь на моем месте кто-то другой, здоровый, без справки, вряд ли кто-то обратит на его бездумные поступки внимание, либо просто посмеется. А если подобное себе позволяет человек с неприглядным диагнозом, то порицание и общее презрение не замедлят себя ждать. Как мне это знакомо…