— С этой что? — хмуро интересуется один из вошедших. Иволга собирается ответить, но Солнце, удивляя нас всех, произносит первой:
— Упала, прямо лицом об пол, — и смотрит на меня. Я киваю в знак согласия, но не санитарам, а ей — мы поняли друг друга.
На следующий день у нее новое место: по левую руку от меня.
— Спасибо, — тихо шепчет она, обращаясь ко мне и Иволге, но та лишь махает рукой.
— Ей должна будешь. Лесбуха давно бесила.
Произошедшее мы больше не обсуждаем; близкими подругами с ней тоже не становимся, — девушка всегда в себе, но при этом на нашей стороне.
Я продолжаю крутить медальон, думая о Солнце. Иволга не даст ее в обиду, это точно, а родителям наверняка удастся вытянуть дочку из психушки — сколько сил они отдают на то, чтобы оспорить ее нахождение там. У нее есть шанс стать счастливой, — да и у меня тоже.
На кухне я роюсь в шкафчиках, разыскивая нитку. Складываю ее несколько раз пополам, и протягиваю через ушко, примеряя кулон к себе. Раздумываю, не надеть ли его, но решаю отложить: если потеряется, — не сдержу данного слова, поэтому устраиваю среди своих документов, под обложкой паспорта.
Мне хочется позвонить Ивану, рассказать о визите брата, услышать его голос.
Я ищу мобильник по всей квартире, но не нахожу.
Зато вместо этого обнаруживаю коробку, стоящую на подоконнике в зале, за занавеской. Поначалу долго гляжу на нее, хмуря брови — праздничная, упакованная в нарядную бумагу, с бантом сверху. Почему я не видела ее сразу?
Решаю, что это Ванин способ извиниться, и беру ее в руки, относя на кухню — коробка очень легкая. Слегка встряхиваю ее, пытаясь по звуку определить содержимое, но яснее не становится.
На какой-то миг возникает сомнение — а мне ли адресована посылка? Но под бантиком скрывается тонкая визитка в золотой рамке, на которой витиеватым почерком написано: «Анне».
«О, нам подарочек!».
«Никак Ванюша решил извиниться».
«Открывай скорее!».
Скорее не получается — бант тугой, я дергаю его, пытаясь развязать, уже готовая взяться за ножницы. Узелок, хоть и с трудом, но все же поддается, атласные ленты спадают, освобождаю коробку. Аккуратно вскрываю упаковку, будто собираясь использовать ее вторично, и поднимаю крышку в предвкушении.
Громкий крик вырывается из груди одновременно с тем, как стая бабочек выскальзывают наружу; они летят в разные стороны, врезаясь в лицо, в шею, касаясь прохладными крыльями тела. Я все еще ору, отмахиваюсь от них, кручусь на месте, не понимая, в какую сторону бежать, чтобы выбраться из этого порхающего, ужасного цветного облака.