Скандала избежать не удается. Яна на повышенных тонах выясняет отношения с Ваней, Петр по-прежнему ухмыляется, стоя позади. На его лице — причудливый узор от тени раскидистого дерева, который шевелится, будто по коже ползают огромные, уродливые пауки. Доронин — младший выглядит настолько неприятным, что я не могу больше смотреть на безобразное мельтешение полусвета, делающим его похожим на монстра.
«Какой противный!»
«Они бы с этой Янкой отличная пара были»
«Может, и трахаются за спиной служивого. Зря, что ли, вместе таскаются»
— Да как ты можешь меня променять на эту е**ую, — не выбирая выражений, кричит Яна, указываю наманикюринным пальцем в мою сторону. — Чего тебе дома не хватает?
— Уймись, — рявкает Иван, чем вызывает лишь рыдания у жены.
Хочется раствориться, исчезнуть, — лишь бы не быть свидетелем безобразной сцены. Одна часть меня прекрасно понимает возмущающуюся темноволосую красавицу. В ее глазах я — чокнутый крокодил, страшная, сумасшедшая, больная. От унижения ход крови превращается в бег, и мне становится невыносимо жарко, но я по-прежнему сижу, вцепившись в пиджак Ивана, будто пытаясь спрятаться в нем, стать невидимой.
На пару мгновений я теряю нить их разговора, и в ужасе замираю, когда возле меня оказывается Яна; она порывисто дергает на себя пиджак супруга, вытряхивая меня из кокона безопасности. Я вижу, как девушка замахивается, пытаясь ударить, и закрываюсь в испуге, боясь испытать боль.
— ЯНА! — в голосе Ивана гроза и раскаты грома; я замираю, прикрывая голову и лицо руками, мечтая заползти за лавку, в кусты, в любой темный угол. — Ты одурела?
Я открываю глаза.
Надо мной по-прежнему возвышается жена подполковника; грудь ее в вырезе платья тяжело и порывисто вздымается, будто после забега на большую дистанцию; Иван сверкает глазами, держа ее за запястье и не давая двинуться в мою сторону. Таким злым я вижу его впервые.
Лицо Петра теперь полностью скрывается в тени, и я не вижу ничего, кроме сверкающего стального браслета часов, на котором и концентрируюсь.
— Ваня, ну как ты мог? Вот так — со мной? — в какой-то момент злость оставляет Яну; она вся сдувается, теряя запал. Ваня притягивает ее к себе, и муж с женой соединяются в одно, единое целое. Я тихо сползаю с лавки, оставляя на ней чужой пиджак, чужую семью, в которую так бессовестно влезала, и продираюсь сквозь кусты. Так будет лучше, меня там не должно быть.