— Маша! - позвала я приоткрыв дверь. Потом, чтобы точно, добавила — Марьям!
И несколько слов матом ещё добавила, но шёпотом, чтобы не нанести младенцу непоправимый вред и психологическую травму. Блудная мамаша все не шла, вынести ребёнка я не решалась - вдруг нарушу ещё какие нибудь традиции? Приноровилась держать голову, ребёнок, похоже смирился с моим присутствием, затих, теперь буравил меня глазками, мелкий татарский джигит. Когда дверь открылась, мы с ребёнком уживались вполне мирно, это если не считать того, что у меня руки со страху тряслись.
Голову подняла - Таир. Смотрит молча. И на меня, и на ребёнка в моих руках. Взгляд тяжёлый, я чувствую его тяжесть на своих плечах, он пробирает до печенок, заставляет чувствовать себя неловко. Мне кажется - я не в своей тарелке. Я меряю на себя чужую роль, не имею права держать этого ребёнка. Это не моё все. И этот взгляд… В нем скрыто безумно многое, мне даже больно становится.
— Тебе идёт младенец, - улыбнулся наконец Таир.
А у меня - мурашки. Улыбнулась в ответ и скорее перевела свой взгляд на безопасную территорию - младенческую макушку. Остро захотелось сбежать. Меня спас ребёнок - снова начал орать. В открытую дверь протиснулась мимо Таира Маша, забрала сына, унесла в людскую кутерьму. Я следом. Теперь уже и эби не так страшна, даже Кадрия. Только бы Таир не смотрел так.
— Быстрее, - выговаривала эби Маше. - Всё уже пришли, скоро мулла читать начнёт.
Я с тоской подумала, что наверное снова ладошки разглядывать, а потом кушать до потери пульса. А моё платье с карманами после прошлого застолья безнадёжно испорчено, куда еду прятать? Я так без одежды останусь.
— Иду уже, - ответила Маша.
И все было хорошо. А потом эби посмотрела на правнука и запнулась на фразе, которую сказать хотела.
— Алла сакласын! - воскликнула она. - Марьям! Губнушка на лбу где? Ты хочешь, чтобы Кадрия нам ребёнка сглазила? Ты же знаешь, у нее черные глаза, в прошлый раз после нее Ильяс три часа плакал.
Машка смущённо улыбнулась мне и плечами пожала, а мне стало стыдно - опять напортачила.
— Забыла, эби! - не стала выдавать меня Маша. - Сейчас нарисую!
И закрутился бешеный людской водоворот, над которым солировал детский плач - видимо, все же сглазила черноглазая Кадрия, не спасла помада на младенческом лбу. Я действовала по накатанной схеме - сбежала, как только смогла. Через огород, за теплицы, к Сахипжамал. Пирог ей принесла. Сладкий, — губадия, чтобы это слово не значило. Пирог моя подружка одобрила, подхватила деликатно мягкими губами с ладони, — я уже не боялась ближе подходить, — съела во мгновение ока.