Первое тело — девушки. Той, что на пороге лежала. Волосы светлые, а по ним кровь бурыми пятнами. На лице синяки, губа опухшая, явно от ударов. Вряд ли женских. Хмурюсь, лицо кажется знакомым, я вглядываюсь в него. Залитое кровью и покрытое синяками, оно тем не менее узнаваемо. Подружка Аси. Такая же высокая и красивая блондинка, когда они вместе шли любой оборачивался. Только Аська более мягкой была, а Света - самоуверенной и раскрепощенной.
— Один удар, - перелистываю, вижу фотографию парня. - Его убили одним ударом в шею. Умер он быстро, но не сразу. Он полз за ней, за своей убийцей. На полу следы кровавые, точно свинью резали.
— Она не могла его убить, - говорю я, хотя факты кричат об обратном. Та Ася, которую я знал — не могла. И предать не могла, и убить.
Так не вовремя, но я почему-то вспоминаю, как в Москву приехала бабушка. И прямо ко мне, без звонка и предупреждения. Со всеми своими чак-чаками, пирогами и даже молоком деревенским. А у меня в квартире Аська, моется после секса. Звонка не слышала, вывалилась в коридор вся в мыльной пене и с губкой в руках — спину помыть звала. Бабушка обмерла, Аська растерялась и губы буквой "О" сложила. Только через секунду додумалась губкой этой же прикрыться — синей, пушистой, и обратно в ванну спрятаться, так бабушки испугалась. И когда она успела превратиться в человека, к которому спиной поворачиваться опасно?
— Но убила, - пожимает плечами мужик. - Дело закрыли, повесив убийство на мёртвую девочку. У ментов не было видеоролика. А у меня был. Ваша Ася убрала за собой. Остался один отпечаток, они его так и не идентифицировали, сочтя случайным. А я, знаете, люблю случайности.
Я закрываю глаза. Продырявленный шальной пулей бок горит огнём. У меня есть чудесные таблетки. Я знаю, что боль уйдёт через десять минут. Но я всегда ненавидел наркоту, презирал тех, кто от неё зависим, а столь сильный препарат это почти тоже самое. Мне нужен трезвый ум. Вот потом, когда все это закончится, я напьюсь.
— Кто заказчик?
Он молчит, испытующе глядя на меня. Тянет время, только толку? Мы оба знаем, что ему придется говорить, вся разница в том, насколько больно ему будет.
Я не садист, но в бизнесе, как в дикой природе, есть определенные правила. Они не прописаны ни в одном кодексе страны, но их знают все, кто связан с большими деньгами.
Мужик понимает, все понимает — и сдается, разом сникают плечи. Называет фамилию, и ни один чертов мускул не дёргается на моем лице. А заорать хочется, и стереть его в порошок, собственными руками на тот свет его отправить. Но я держусь. Эмоции все — позже